Задача Кузи заключалась в "ведении разъяснительной работы в среде

Латышских трудящихся", а тех, кто не хотел "разъясняться" и упорствовал в заблуждениях - как и в "стране советов" подвергался ликвидации. Последнее занятие Кузя хорошо освоил...

Бес в категорической форме отказался давать пояснения пояснений об этническом составе отряда под руководством Кузьмы: сколько было латышей, и насколько им доверял? Были это новые "красные латышские стрелки", вроде тех, кто после переворота семнадцатого года утверждали в России "власть советов", или иного сорта? Или спали и видели Латвию свободную от лапердосовых? Сколько было латышей и кто держал "верхушку" в отряде?
– на эти вопросы Кузя мог ответить в любой время суток и без запинки:

– Я!

– Помнишь фильм о борьбе с "лесными братьями" в послевоенное время? С теми, кто полных десять лет после победы над фашистами, скрывался по лесам и до последнего брата сражался с "кузьмичами"?

– Помню, да, был такой фильм. Героический, патриотический, "победный". Направленный, рекламный, хвалебный. А есть хотя бы один фильм, где показано, как "лесные братья" работникам МГБ "сала под шкуру" залили? Хотя бы один раз разнесли в пух и прах доблестные отряды НКВД?

– Совсем спятил!? Кто такой фильм стал бы делать!? Равносильно тому, как если бы кто-то из тогдашних кинодеятелей явился в органы и заявил:

– Спрячьте меня по пятьдесят восьмой статье в славном городе Магадане, а иначе фильм сделаю и покажу, какие вы херовые вояки!

– Я и говорю: "лесных братьев" всё же одолели, извели под корень, но с памятью латышей лапердосовы ничего поделать не могли! Что и худо...

Вот и сорок пятый пропел:

"Майскими, короткими ночами

отгремев, закончились бои..."

– Прекрасная, мелодичная, правдивая песня только до слов: "мы тебе колхозом дом построим..."

– Сегодня эти слова следует затирать "писком": нынешние слушатели после обещания "построить дом" начинают ругаться отборным русским матом. "Колхозом" дома не ставили, не до роскоши было, впору выжить. Для побеждённого жильё - естественное явление, разумеющееся, а для вас - "роскошь". Особенно в областях, по коим война четырежды прокатилась...

– ... может, "дважды"?
– поправил врага.

– ... прошлась колёсами вооружений двух армий. Плохо с арифметикой и памятью. Считай: отходящая на восток армия не церемонилась с вами: "ах, простите, мы ваш огородик вытоптали"!? А пришлые с вами так разговаривали? Нет. Какой счёт? Не "два" ли? Это пробежка войны в одну сторону. А потом была обратная с названием "освобождение". Сколько в итоге?

– "Четыре"...Бесяра, это мои подсчёты, ты их воруешь! Не ты это расклад углядел!

– Разве пишем не вместе? Какие могут быть счёты?

Кузьма Петрович не считал себя слабоумным, знал, с кем имеет дело, и крепко усомнился в словах задушевной песни: "мы тебе колхозом дом поставим". Не поверил и очень разумно поступил: жильё победители получили только через шестьдесят лет после "великой победы" и с большим упором от чиновников на местах.

– Ломать сопротивление иностранных врагов - дело понятное и простое, а побеждать чиновников в отечестве своём - невозможно: они-то "свои".

– О каком "жилье" старикам сегодня речь вести? О "жилье метр на два", мимо которого ещё никто не прошёл? "Хороша ложка к обеду", а когда за восемьдесят перевалило - о ином "жилье" думать приходится.

А тогда Кузьма мыслями раскинулся: "не я один "герой", всех мужиков в герои записывать нужно, все воевали" - и остался в Риге: какая никакая - а заграница, пусть и "советская"! К тому времени его "малая родина" так скукожилась за годы "борьбы с врагами", что разглядеть в ней что-то родное и близкое на то время "не представлялось возможным" и остаться в Риге было единственным и правильным решением. Оставленная "малая родина" и новая в европейском городе Риге сравнивалась как "земля и небо". За "верную службу отечеству" Кузе подарили чужую собственность: квартиру с обстановкой. Тогда так было заведено.

Рига мигом разглядела в Кузе ухватки свинопаса, но что могла сказать "герою"? Все ваши зарубежные несчастья проистекают от непонимания: везде хотите быть "единственными и неповторимыми".

Или "самобытными" что для вас без разницы. Не знавший языка латышей и "прЫнципиально" не желавший его знать, Кузя был твёрдо уверен: "пусть латыши изучают русский: я их освободил и спас!"

Ах, как всё было прекрасно в 45-м! У-р-я-я-а-а! Всё чужое - моё! За всё заплачено чужими жизнями, но об этом лучше не помнить... Нет, один день в году можно всплакнуть о погибших, им что, они выдержат, ничего в ответ не скажут, не возразят, как и прежде, но в остальные дни выяснять кто, за чьи интересы и как был убит - не следует. Нежелательные выяснения.

Кто помнил и кого волновала из победителей отечественная истина "с чужого коня посреди грязи слезешь"?
– никого:

– "Победа - навсегда"!
– древня мудрость их не касалась тогда и не собиралась волновать впредь "на вечные времена". Умерла страушка, нет её, а если бы и нашелся "пророк" с глупыми предсказаниями "о конях и грязи" - его бы немедленно упрятали по 58 статье со всеми пунктами и параграфами на полные десять лет "без права переписки"! И если бы кто-то другой в сорок пятом, и опять явно ненормальный, заявил, что через шесть десятков лет после "великой победы" громко и в лицо назовут Кузю "оккупантом" - "товарищ" долго бы не задержался в видимом мире. Чему удивляться!
– "бомбил" бес - какие у Кузи на груди медальки до сего дня висят? С "чеканными профилями" наиподлейших правителей России! Он до сего дня гордится наградами с профилями палачей, и пока такое с ним творится - ни о каком примирении речи быть не может. То же самое, как если бы сегодня какой-нибудь состарившийся "герр оберст" Вермахта, при полном параде, предложил "мир и дружбу" бабке из спалённой им деревни. Бабка простит "герру", но оберсту - никогда! Почему вы хотите, чтобы латыши были добрее вашей бабки?