В семье не было разговоров о повешенных в городском сквере, а что говорили другие - не знал. И о своих впечатлениях не имел привычки с кем-то делиться, "держал всё в себе" и при этом не страдал от ночных кошмаров.

Монастырь, промучившись в молчании какое-то время, совсем немного, разродился обычными на то время разговорами о повешенных:

– Предатели их выдали!
– имена "предателей" не оглашались. Результат - вот он, висит на деревьях, за повешенных оккупанты получили порцию ненависти от аборигенов, но не от всех поголовно, а только от родственников повешенных...

Имена и фамилии "приложивших руки и язык к гибели молодых борцов за свободу родины" продолжали оставаться в тайне, но так не бывает... Не знаю, какое время провисели казнённые граждане города.

– Бесяра, сколько времени нужно висеть повешенным, чтобы живые, глядя на мёртвых - устрашились навсегда и стали другими, или прониклись лютой ненавистью к вешателям? Что пустить первым?

– Три дня хватит...

Повешенные вошли в "славную историю борьбы с оккупантами на захваченной (временно!) территории", как "герои-подпольщики, навечно покрывшие себя неувядаемой славой"! Так требовали верить сверху, так поминали повешенных многие годы, ненавидел оккупантов, но ненависть была слабой, неуверенной, по команде.

– Такая ненависть называется "объяснённой", или "собачьей"

– Как понимать "собачьей"?

– Так и понимать: дали команду "фас"!
– кидайся и рви, а почему кидался и рвал будешь раздумывать потом... если разрешат сверху. Ненавидел оккупантов когда были рядом?

– Нет, какая может быть ненависть у семилетнего?

– Получи незаслуженный и крепкий подзатыльник, или пинок в зад, добрые чувства "дарителю" появятся?

– Нет, разумеется...

– О чём речь вести? Были рядом - ненависти не было, изгнали - ненависть появилась, сама, никто не культивировал?

И спустя годы, как-то во время празднования очередной победной даты в мае, сидел в том скверике на лавочке и наслаждался музыкой духового оркестра. Солнце, тепло, ясное небо, красота вокруг...
– и мрачным мазком в весенней картине вспомнился страшный морозный день и висевшие на деревьях люди. Рядом сидела женщина, старше меня. Завёл разговор о войне с чужаками и о победе над ними. Хитрил: хотел спросить о повешенных прямо, но не решался, выжидал. Чего? И всё же спросил:

– Вы были в оккупации?

– Была.

– Помните, как в этом сквере немцы повесили подпольщиков? Комсомольцев? Их предатели выдали?

– Какие "комсомольцы"!?
– взвилась женщина - какие "подпольщики"!? Кто вам сказал!?
– наивная женщина задала вопрос с понятным ответом: "власть саветов"

– Это была отпетая шпана, сволочь и хулиганьё! До войны от них вечерами людям проходу не было, по ним тюрьма плакала! Немцы-то, со своим уставом в чужой монастырь явились, думали, что и все оккупированные по их правилам жить будут! Шоферня немецкая на ночь спать по дома отправлялись, машины на замки не закрывала. Привычки-то свои, а шпана наша, вот и встретились... "Комсомольцы" быстро смекнули, что к чему, ну, и принялись за дело... Машины очищали от добра немецкого, жратву, шнапс... Было чем поживиться. Шпана и есть шпана, глупая, наглая, думали, если со своими всё с рук сходило, а у немцев и подавно сойдёт. Шнапс и погубил, шнапс всегда всех губил. Как жить "шикарно" на виду, когда многим есть нечего? Немцы устроили засаду на ночь и накрыли компанию, а утречком по законам военного времени "комсомольцев" и повесили... Рядом с машинами..."

Вот оно что! Но почему, по какому наитию и с опозданием, оказался на месте казни? Отвоюй сестрины валенки ранним утром мог видеть казнь, но кто-то избавил детское зрение и память от вида чужой смерти?

– Враги быстро суд вершили, ваши и вражеские морали разные.

– Давай объяснение.

– Ваша, первая, основная и оправдательная "грех воровства меньше греха лишение жизни за грех воровства", а враги потому и враги, что стояли на противоположном рубеже: "убить ворюгу меньший грех, чем позволить жить воровством".

– У нас была другая мораль: "лучше убить десять невиновных, чем прозевать одного преступника".

На время выяснения истины о "комсомольцах-подпольщиках" был свободен от бесовского влияния и задавать другие вопросы женщине не мог, не было вопросов, пустым был. Сегодня устраняю недоработку:

– Бесяра, какова была реакция родственников повешенных?

– Понятная, вечная и бессмертная: "мой сынок не вор и не бандит, а все немцы сволочи и убийцы! Будь они прокляты, чтоб их детей убили!" - уровняли в правах, то есть.

Это на людях, а в глубине было иное: "надоел сынок-сволочь,

один раз слёзы пролить, но не до смерти мучиться" Никто, понятное дело, из родни висельников не пришёл к вешателям с благодарственными словами за избавление от дурного наследства, не принято на Руси благодарить убийц.

– Да, так и есть, никто и никогда из родни не заявлял и не заявит: "правильно сделали"! А как реагировали соседи на казнь?

– Как заведено: выражали соболезнование внешне, а внутри каждый думал: "наконец-то и на вас, сволочей, управа нашлась"! Трудная игра, почти на уровне великих мастеров сцены: показывать одно, а думать другое...
–