"...смещение времени и пространства..."

Дорогой читатель, обрати внимание: ужасные события, "краем глаза" виденные в зиму сорок первого-второго - излагаю в конце повести. По писательским законам их следовало пустить где-то в начале ноября месяца, но не в августе сорок третьего, и причины такого "сбоя" объяснить не берусь.

Окончание прогулки в зиму сорок второго грустное: как-то вырвавшись из окружения в четырёх стенах с большим боем за овладение валенками сестры, а "бой" происходил солнечным утром, преодолев любовь сестры к валенкам и завоевав их на время, радуясь победе и не задумываясь о направлении прогулки - двинулся в город. Улица, по которой ноги несли засидевшееся тело - с уклоном, и процесс несения совешался лёгко и свободно.

Ах, недокормленное детство, может потому лёгкое, подвижное и счастдивое!

Курс обучения грамоте окончился, сестра сидела дома и дарила радостные мысли братцу: "зачем ей валенки, если никуда идти не нужно"!?
– наконец-то никакими условиями валенки не были привязаны к ногам сестры!

За одно проводил "ходовые испытания" нового зимнего пальто с верхом из сукна от немецкой шинели, но на русской вате.

Да простит меня читатель, если таковой найдётся, но гимн пальто с "верхом" из серовато-зелёного сукна от немецкой солдатской шинели, а всё остальное - "совецкое" - пропою! Если где-то повторюсь, прославляя столь необходимый предмет гардероба - такое совершу по причине неумения излагать мысли. В написании гимна пальто за помощью к бесу обращаться не стану.

Как могла попасть немецкая солдатская шинель с дыркой от пули к оккупированным "советским" гражданам? Кража? Сняли с убитого? Мародёрство? Или живые оккупанты от неё избавились по суеверной причине: "не защитила владельца"!
– и никто другой уже не хотел ею пользоваться? Не знали, что шинель с дыркой от пули приобрела волшебные свойства? Почему среди оккупантов не нашлось ни единого, кто знал бы, что две пули в одну шинель никогда не влетают? И если враги избавились от шинели сознательно, то как? Отдали за "данке шёен? Продали? Пропили? И если пропили, то, за какое количество бутылок русского самогона? И какого качества самогон? Хлебный "первач" не менее 86% или "фальсифицированный "свекольничек"?

Мощные и настойчивые вопросы приходят из непонятного пространства , и никто не ограждает от них... Даже бес бывает бессилен.

Два достоинства было у обновки:

а) охраняла тщедушное тело владельца от холода,

б) и от вопросов к родителям:

– А где таким сукнецом разжились!?

Быстро добрался до центра города: катиться под гору всегда легко. Улица входила в центр города.

В центе - скверик, он и сегодня на том месте. И на подходе в сквер увидел страшную картину: на деревьях висели люди!
– вот оно, начало! Вспомнились страшные разговоры, что велись среди женской половины населения монастыря до прихода врагов:

– Немцы всех перевешают!
– сбывается предсказание, немцы приступили к делу, затем и пришли в город! Начали вешать с центра, а как скоро доберутся до монастыря - об этом думать не мог. Нечем было думать, на месте "думалки" прочно сидел страх страх, разбавленный каплями утешения:

"Если начали с центра - до монастыря не скоро доберутся, между сквером и монастырём длинная улица с домами! Пока всех жителей улицы перевешают - день кончится... или что-то случится и вешанье отменится? до меня не дойдут... А что будет завтра!? завтра меня повесят"!?
– ввалился в келью, мать посмотрела на горящую от мороза и бега физиономию мою и спросила:

– Кто наполохал?
– через годы понял смысл слова "сполохи" и увидел их, а тогда "наполохал" было вопросом:

– Ни с кем не подрался?
– сынок миновал улицу без стычек и ответил: - Никто...

Зимний день близился к вечеру, пришёл и вечер с торжеством зажигания лампы"... Играть не хотелось и улегся спать...

Страхи - страхами, но спал крепко. Повешенные - страшны, но бомбёжки - страшнее.

Утро следующего дня отодвинуло страхи вчерашние, но не совсем: редко, но вид висящих людей приходил из памяти. Это были первые и последние повешенные, которых видел.

В сквере увидел и большие тупорылые машины с гибкими "усиками" направленные вперёд и в стороны. Для чего были "усы" на машинах - никак не мог понять. Интерес к деталям вражеской автомобильной технике

проскочил секундой и был полностью задавлен висевшими людьми!

Почему-то утром вспомнились повешенные и то, как мигом забыл солнечный зимний день, мороз и как ноги мои мгновенно включились на скорость большую, чем прежде и резво двинули тщедушное тело в валенках сестры в монастырь! Скорее, в родное гнездо! Если в городе людей развешивают на деревьях, то такое может придти и в монастырь! И без меня!?

Был ли трусом? Да, был, поэтому близко не подошёл к деревьям, не удовлетворил естественное любопытство к убитым. Не рассмотрел лица висевших: кто они были? Молодые, старые?
– летел и не замечал подъёма! Час назад, или менее того, улица имела приличный наклон в градусах, по этой улице мы катались на санках, по ней совсем недавно отец и я "отступали" из трамвайного парка в памятный вечер первого налёта вражеской авиации - и тогда не было подъёма! Чудо какое-то! Чудо имело название: "страх", и он ускорял продвижение в келью. Оно и понятно: шёл восьмой год, многое понимал и совсем немногое видел. Но виденного хватало на ужасную мысль: "тех, в сквере повесили - скоро и до нашей кельи доберутся"!" - время шло, кончился день, зажгли лампу... в монастыре стояла тишина... Круг, круг, в центре круга - повешенные, а я хожу по круг и не могу сойти... А вокруг - тишина... особая, оккупационная тишина...