– Я лучше отдам ее за последнего простолюдина, но моего подданного, - заявил он своим советникам, и эхо его гневных слов до сих пор гремело под сводами Зала.

Советники, не посмев перечить и преисполненные сочувствия к его горю, ушли. А он остался один на один со своей печалью. Впервые за все свое долгое правление Дальгардой он не знал, что делать. Мудрость вдруг покинула его.

Но нет, это не мудрость. Просто выбирать тут не приходилось - он принял самое лучшее из всех возможных решений. Поднявшись с трона, он хлопнул в ладоши, и тут же перед ним появился слуга.

– Вели передать принцессе, что нам нужно выйти к народу. Пусть подготовится. И разошли глашатаев по городу, пусть собираются на главной площади.

Слуга поклонился и исчез. Сейлин подошел к окну, и взор его устремился вдаль, на широкие белокаменные улицы Дальгарды. Под вылинявшим от жары, раскаленным небом покачивали своими разлапистыми листьями пальмы, даря городу благословенную тень.

Нет, он никогда не отдаст Дальгарду в руки чужеземцу. Сейчас, глядя на этот драгоценный оазис-жемчужину среди белых пустынных песков, он понимал, что действительно поступает верно.

***

Едва наставница по рукоделию покинула покои принцессы, как Джанара бросила на низенький круглый столик свои пяльцы с вышивкой и вскочила.

– Как я устала!
– Она потянулась.
– Какая же это скука, смирненько сидеть и тыкать иголочкой в шелк!

Ее фрейлины, все сплошь девчонки, не достигшие и шестнадцати лет, тоже побросали свое рукоделие и горящими глазами уставились на принцессу. Они тоже заскучали и жаждали веселья.

Джанара хлопнула в ладоши:

– Играем в салки!

Девчонки тут же загалдели, повскакивали из-за столика, вокруг которого сидели. Джанара с видимым облегчением скинула с ног шелковые туфельки без каблуков и прошлась босиком по рукотканому ковру, что застилали пол от стены до стены.

– Какое же это удовольствие - ходить босиком!
– Она затанцевала, наслаждаясь прикосновениями шелкового ковра к ступням.
– Почему если я принцесса, я обязана ходить обутой? Кто издал такой закон?

Фрейлины рассмеялись - словно зачирикала стайка птичек - и тоже стали скидывать туфли. Через секунду на столик полетели их яркие чадры из газа, и девчонки, обсалив водящую, разбежались кто куда.

Но поиграть как следует они не успели. В покои чинно вплыла наставница и, присев в реверансе, сказала:

– Ваше Высочество, Его Величество велит вам одеться и быть готовой выйти к народу.

Джанара остановилась, пытаясь отдышаться. Волосы ее растрепались, на щеках играл яркий румянец, глаза сверкали двумя сапфирами.

– Не хочу!
– капризно ответила она.

Наставница снова присела в реверансе, а вбежавшие следом за ней служанки уже споро открывали сундуки, подбирая для принцессы подходящий наряд. Фрейлины тоже засуетились. Джанара огляделась и со вздохом опустилась в обитое расшитой парчой кресло. Все равно деваться некуда. Раз отец приказал, значит, нужно собираться.

Зарябило в глазах от пестроты и разноцветья одежды. Она грудами шелка и атласа громоздилась на столах, креслах, полу. Сверкали украшения. Одна из фрейлин, Сумира, вытащила из шкатулки ожерелье. Богато украшенное искусно ограненными изумрудами, алмазами и сапфирами, оно досталось Джанаре в наследство от матери, королевы Джанияры, но носить его она никогда не хотела. Ожерелье было слишком тяжелым.

Сумира аккуратно повесила его на шею принцессы и, застегнув маленькую застежку, отступила назад.

– Жара сегодня какая!
– воскликнула другая фрейлина, Дальфия, и схватила свой веер из тончайшей слоновой кости.
– Ветер даже не показывался!

– Обычная погода, - буркнула Джанара.
– Как и всегда в Дальгарде.

Она недовольно отмахнулась от руки служанки, что пыталась наложить ей на лицо слой пудры, и взглядом показала на черную краску. Та поняла без слов, взяла черную палочку и стала аккуратно подводить ей глаза.

Джанара сморгнула и посмотрела наверх, чтобы краска не размазалась, потом послушно опустила веки. Макияж она тоже не любила. Длинные толстые стрелки делали ее глаза слишком большими, неестественными, будто тоже нарисованными на лице, а из-за помады, сделанной из пыльцы пустынного цветка, губы слипались, лишая ее возможности сделать хоть глоток воды.

Когда макияж был закончен, еще одна служанка почтительно поднесла принцессе шальвары небесно-голубого цвета, но она отвергла их легким взмахом руки.