Ален ничего не ответил, он знал Купидона не лучше, чем Коран. Хотелось ему сказать что-нибудь приятное, но он побоялся сморозить очередную глупость.

— Ты ничего не говоришь? — спросил Ла Дандинардьер.

— Нет, господин, я слушаю, — ответил Ален.

— Послушай же тогда, что со мной произошло: я вручил свою свободу юной принцессе.

— И сколько она вам за нее заплатила? — перебил Ален.

— Вот дуралей! — вскричал Ла Дандинардьер. — Что это тебе, платье или украшение, что ли?

— Не знаю я, что и думать-то, — вздохнул Ален. — Вы со мной говорите такими словами, которых я раньше не слыхивал. Ну, где вы нашли принцессу в этих краях, если только после какого-нибудь кораблекрушения море не выбросило ее на берег?

— Ты здраво рассуждаешь, — заметил наш мещанин, — сия местность не изобилует принцессами, но та, что покорила мое сердце, достойна называться таковою, и, по мне, это все равно, как если бы она ею была. Ее зовут Виржиния, это древнеримское имя. За одно только это имя я уже люблю Виржинию.

Ален стоял с открытым ртом и хлопал глазами, дивясь учености своего господина. Он почтительно молчал, что позволяло раненому говорить без умолку. Однако, поняв наконец, что разговоры отвлекают его от сказки, которую он был решительно настроен написать, Ла Дандинардьер велел Алену возвратиться домой, погрузить все его книги на несколько телег и привезти их сюда.

— Так вы здесь будете жить? — с грустью спросил Ален.

— Нет, друг мой, — ответил наш больной, — я останусь здесь до тех пор, пока не оправлюсь от ран. Но я задумал написать великий труд, и мне нужно просмотреть книги лучших писателей. Беги, да поскорей, и смотри не задерживайся.

Выходя, Ален столкнулся с бароном, виконтом и приором. Он поспешно проскочил мимо, не глядя на них, и выбежал из дома. Барон, однако, несколько раз окликнул его, и слуга был вынужден вернуться.

— Скажи-ка мне, Ален, куда тебя послал твой господин? Мне интересно, что это ты так суетишься.

— Господин, — выдохнул Ален, — я спешу доставить сюда все его книги и ученые трактаты. Он хочет написать самую красивую вещь на свете. Думаю, он с радостью примет вашу помощь, если вы готовы ее оказать.

— Уверен в этом, — ответил барон. — Но тебе нет надобности никуда спешить, ибо у меня достаточно книг, чтобы ему угодить.

— О! Я не посмею его ослушаться, — сказал Ален, — ему всегда надо всего вчетверо больше, чем другим. Он меня бьет, когда рассердится. Уж как мне досталось с этой дуэлью!

— Постой-ка, — остановил Алена виконт. — Мы тебя не отпустим, пока не расскажешь нам, за что тебя побили.

Ален слишком любил поговорить, чтобы упускать столь благоприятную возможность. Он рассказал, как Ла Дандинардьер надел на него доспехи, чтобы выдать слугу за себя, как он его уговаривал совершить геройский поступок и сразиться на дуэли вместо него.

Господа переглянулись, дивясь причудам Ла Дандинардьера и простодушию Алена. Напрасно они старались отговорить слугу идти за книгами его господина: уверяя их, что пошел бы, даже если бы нужно было сбросить все книги в море, он поспешно убежал.

— Поистине, — спросил барон де Сен-Тома своих друзей, — могу ли я всерьез думать о Ла Дандинардьере как о партии для одной из моих дочерей? Судя по тем глупостям, что роятся и у них в голове, они просто созданы друг для друга, однако вряд ли такой брак будет удачен.

— Не стоит сразу отказываться от вашей затеи, — молвил виконт, — этот человек очень богат. Он немного Дон-Кихот, но его странности пройдут весьма быстро, ибо он не так смел, как Дон-Кихот, и вздрагивает при одном упоминании Вильвиля. Нелегко все время храбриться, когда на деле трясешься от страха.

— Прибавьте к этому, — продолжил приор, — что вы можете оставить их жить у себя и наставить их на путь истинный.

— Уж скорее мой собственный рассудок придет в расстройство, — улыбнулся барон, — чем мои внушения возымеют действие. Хватает с меня жены и двух дочерей, у каждой из которых свой талант. С ними Ла Дандинардьер окончательно свихнется.

— Не важно! — ответил приор. — Он располагает большими средствами. Я никогда не прощу вам, если вы его упустите. Кстати, пойду-ка его навещу: нужно узнать, что он там собирается писать.

Приор поднялся к Ла Дандинардьеру и, справившись о его самочувствии, сказал:

— Вчера я был для вас чтецом, а сегодня хочу предложить вам себя в качестве секретаря.

— О! Как вы меня обрадовали! — воскликнул наш мещанин, протягивая ему руки. — Правда, у меня есть Ален, но его почерк столь отвратителен, что кому-нибудь все равно потом пришлось бы разбирать его каракули, да притом еще и так глуп, что все доброе и прекрасное, о чем ему ни скажешь, уходит в небытие, ибо он ничего в этом не смыслит. А как можно записывать то, в чем не смыслишь?