— Я хотел бы, — молвил король, — из ваших уст услышать, кто вы и как вас зовут.

— Меня зовут Фортунат, но имя мое, увы, обманчиво, ибо отец мой, граф де Кордон, живет в глубокой нищете, хотя при рождении он имел и состояние, и благородное происхождение.

— Фортуна, давшая вам имя, — ответил король, — сослужила хорошую службу, приведя вас сюда. Я чувствую к вам особое расположение, припоминая, что ваш отец оказал моему неоценимые услуги, и посему хочу отблагодарить за них его сына.

— Это будет справедливо, — добавила вдовствующая королева, до того не произнесшая ни слова, — а поскольку я старше вас, брат мой, и лучше осведомлена обо всем, что сделал для королевства граф де Кордон за те годы, что состоял на службе у нашего отца, то прошу возложить на меня заботу о вознаграждении этого юного рыцаря.

Фортунат не мог выразить, как благодарен королю и королеве за столь теплый прием. Он, однако, не решился чересчур долго говорить о своей признательности, решив, что почтительнее вовремя замолчать, чем сказать слишком много. Те немногие слова, что он произнес, оказались так верны и столь к месту, что отовсюду раздались аплодисменты. Фортунат тем временем сел на коня и смешался с толпой придворных, сопровождавших короля, однако королева беспрестанно подзывала его и задавала множество вопросов, а потом тихо спрашивала свою любимую фрейлину Флориду:

— Что ты думаешь об этом рыцаре? Может ли быть на свете человек красивее и благороднее? Признаюсь, никогда не встречала никого приятнее.

С легким сердцем соглашалась с нею Флорида, еще и сама расточая ему похвалы, ибо рыцарь был ей по душе не меньше, чем ее госпоже.

Фортунат же глаз не сводил с короля. Правитель был очень красив и любезен, и Белль-Белль, оставаясь девушкой и в мужских одеждах, начинала чувствовать к нему искреннюю привязанность.

После смотра король признался Фортунату, что опасается кровопролитной войны и потому решил взять его в свою личную гвардию. Присутствовавшая при этом вдовствующая королева воскликнула, что у нее возникла иная мысль: не нужно подвергать его опасности в затяжной военной кампании, а поскольку у нее свободно место первого дворецкого, то она предлагает его Фортунату.

— Нет, — возразил король, — я хочу, чтобы он стал моим обер-шталмейстером.

Долго они спорили, в какой чин произвести юного рыцаря, но наконец королева испугалась, что откроются ее тайные сердечные волнения, и уступила королю.

Ни дня не проходило, чтобы Фортунат не вызывал сафьяновый сундук и не брал из него новый наряд. Несомненно, он затмевал собою любого принца при дворе. Королева порою спрашивала рыцаря, как его отцу удается покрывать столь огромные расходы, а иногда и вовсе донимала его.

— Скажите правду, — говорила она, — у вас есть возлюбленная, и это она присылает вам все эти прекрасные вещи.

Фортунат заливался румянцем и учтиво отнекивался от расспросов.

Он превосходно справлялся со своими обязанностями и, отдавая должное заслугам короля, помимо своей воли все больше и больше привязывался к нему.

«Что у меня за судьба? — сокрушался он. — Я люблю великого короля, не имея надежды ни на взаимность, ни хоть на то, что он поймет, как я страдаю».

Король, в свою очередь, осыпал рыцаря милостями и только Фортунатом и бывал всегда полностью доволен, а королева, введенная в заблуждение его одеждой, всерьез изыскивала возможность тайно сочетаться с ним браком [317] ; заботило ее лишь неравенство их происхождения.

Не она одна питала нежные чувства к Фортунату: в него влюблялись самые красивые придворные дамы. Его засыпали любовными записками, предложениями о встрече, подарками и ухаживаниями, но он был ко всему этому столь равнодушен, что никто не сомневался: у него в родных краях есть возлюбленная. На празднествах он, вовсе не желая выделяться, выигрывал все турниры, дичи убивал на охоте больше всех, на балах танцевал изящнее и искуснее любого придворного. Что и говорить: только лишь видеть и слышать его уже было удовольствием.

Королева стыдилась признаться рыцарю в своих чувствах и потому поручила Флориде дать ему понять, что неспроста Ее Величество, такая юная и прекрасная, проявляет к нему столь явную благосклонность. Флорида была весьма сконфужена таким заданием, ведь и ее не минула участь всех, кто видел Фортуната: слишком он нравился ей, и нелегко было сладить со своими чувствами ради госпожи. Посему каждый раз, как королева просила ее занять рыцаря беседой, фрейлина говорила не о красоте и достоинствах Ее Величества, а лишь о ее дурном настроении, и как плохо приходилось фрейлинам от ее несправедливости, и еще о том, что она злоупотребляла верховной властью, незаконно захваченной ею в королевстве. После таких слов она рассказывала о себе:

— Я не рождена королевой, но достойна была бы ею стать, ибо великодушие и щедрость моей души так велики, что я стремлюсь помочь всем вокруг. Ах! Будь мое положение столь высоким, как счастлив был бы прекрасный Фортунат! Если б даже он не любил меня по своей охоте, так любил бы из благодарности.

Юный рыцарь, теряясь от таких речей, не знал, что сказать, и старательно избегал оставаться с фрейлиной наедине. Королева меж тем в нетерпении выспрашивала у Флориды, имело ли успех воздействие на чувства Фортуната.