Шрифт:
– Между прочим, Клаус-обмылок обещал тебе отомстить, - задумчиво отозвался Жиль.
– Не знаю что уж у этого гада на уме, но я за ним буду присматривать.
– Не бери в голову, - отмахнулся Всебор.
– Где наша не пропадала, мы и не из таких передряг выкручивались. А у денщика ветер в башке, что с него взять.
Над палубой разнёсся мелодичный и тоскливый перезвон склянок.
– Эй! Кто свободен от вахты отправляйтесь дрыхнуть, - зарокотал голос боцмана.
– Утром ваше мясо снова потребуется капитану.
Зубастик грустно усмехнулся и подмигнул приятелю.
– Никогда наше с тобой вранью не загоняло в такую безвыходную ситуацию, - сказал он.
– В прошлый раз мы выкрутились, а вот как получится сейчас?...
Всебор ничего не ответил, только хлопнул друга по плечу и ушёл в кубрик.
Глава 5
На "Пьяном крабе" матросам был отведён весь носовой отсек. Всебор спустился вниз по приставной лестнице и гомон, который он слышал ещё наверху, тут же прекратился.
Помещение освещалось небольшим масляным светильником и выглядело так словно это был не кубрик, а пещера облюбованная троллями. На верёвках сушилась рваная одежда, из щелей обшивки торчали лохмы пеньки, повсюду валялись пустые бутылки и объедки.
– Мы думали капитан, - оскалился Вертлюга.
– Повеселил ты нас с Клаусом, повеселил. Таких танцев от коротышки давненько не видели.
Словно в люльках, Вертлюга и ещё двое матросов лежали в гамаках. Гамаки раскачивались из стороны в сторону, иногда сталкивались, и тогда их владельцы начинали друг перед другом извиняться.
– И как при такой болтанке можно заснуть?
– улыбнулся Всебор.
– Доводилось мне спать и на камнях, и в грязи, но чтобы в рыболовной сетке...
– Дело привычки, сынок, дело привычки, - хмыкнул Вертлюга.
– Когда валишься с ног от усталости, даже на гвоздях заснёшь. Запрыгивай в любую, у нас недобор команды человек пятнадцать, так что всегда можно выбрать место по душе.
С большим трудом Всебору удалось влезть в гамак, а когда это у него получилось, он понял, что лежать в нём можно только на спине.
Так он и лежал прислушиваясь к болтовне матросов, пока его не сморили усталость и напряжение минувшего дня. Ему ничего не снилось, а непривычная обстановка, морская качка и резкие запахи трюма не давали расслабиться даже во сне. Потому внезапное пробуждение не стало для Всебора неожиданным, а даже напротив, оно вызвало чувство радости, так словно он сбросил с себя утомительное оцепенение. Он раскрыл глаза и вслушиваясь в поскрипывание корабельной оснастки, ухватился за бимс и приподнялся над гамаком.
За бортом гулко хлюпала вода, позвякивала наверху рында, где-то в глубинах трюма пищали и возились крысы. Соревнуясь кто громче, надрывно и на разные голоса храпели матросы.
Но к этому незамысловатому шуму примешивались и странные, необъяснимые шорохи, доносившиеся из-за досок внешней обшивки. Казалось, что кто-то снаружи настойчиво в них скребётся, пытаясь таким образом привлечь внимание.
– Чертовщина какая-то, - прошептал Всебор.
– Наверное оборванная верёвка трётся о днище или рыба-прилипала...
Он с трудом выбрался из гамака, привыкая к темноте постоял немного, потом подошёл к лестнице ведущей на палубу. Теперь до слуха доносились голоса.
Всебор осторожно поднялся наверх и высунув из люка голову огляделся вокруг. Шхуна плавно скользила по волнам, порывистый ветер уныло завывал в снастях, тускло и таинственно мерцали на небе звёзды.
– Я не знал, что это ты меня преследуешь!
– услышал он голос Сликкера.
– Просим прощения, что заставили потерять столько времени.
– Куда тебе с твоей лоханью тягаться с "Нарвалом", - послышался в ответ трескучий голос.
– В следующий раз не маячь перед глазами, а то не ровен час приму за купца, да возьму на абордаж. А ребята у меня лютые и жадные, мигом головы отрубят, да выпустят кровушку твоим обормотам, кто уж разбираться станет, что это бродяга Сликкер им дорогу перешёл.
Рядом с "Пьяным крабом", саженей в пяти от борта, шло какое-то огромное подавляющее зловещим абрисом судно. В тусклом свете звёзд, оно казалось высокой скалой с уступа которой вниз поглядывал здоровущий мордатый тип. Сликкер стоял напротив и со смиренным подобострастием смотрел на чужака задрав голову, словно ждущий решения покорный слуга.