Анатолий молча вынул пачку счетов.

— Эта мебель принадлежала ему, а не матери, — сказал он.

— Оставьте, пожалуйста! Ничего ему не принадлежит. Брюки, что на нем, и те не его, а матери. Что он счёт на своё имя велел писать в магазинах, — так это ничего не доказывает.

— Во всяком случае, хорошо, что мебель купил я, а не кто другой, — возразил Анатолий, — я же вам сделал экономию.

— Экономию, — заревел грек. — Какая ж это экономия, когда у меня на двадцать тысяч векселей, да вы ещё ему девять тысяч дали? Вы ограбили меня, — вот что…

— Я вам выплачу из своих денег то, что вы не дополучите, — сказал Анатолий.

Тот протянул ему обе руки.

— Давайте, давайте сейчас.

— Сейчас у меня нет, — но вы возьмёте их немедленно из приданого…

— Хе-хе!.. Биржевик вы! Это вроде того, как в рассрочку выигрышные билеты покупают… А я так скажу: коли вы заодно с такими людьми, с моими врагами, — так не нужно мне такого зятя.

— Позвольте, да чем же я виноват! — крикнул в свой черёд Анатолий. — Я не могу знать, на кого у вас есть векселя, на кого нет.

Но грек уже поднялся на свои кривые ноги и ничего не слушал.

— Что мне в таком зяте? Мне помощь от него нужна. А он, прежде чем жениться, уж двадцать девять тысяч мне стоит.

— Хорошо, я вам отдам эти деньги чистыми, прямо вам в руки.

Петропопуло опять протянулся к нему.

— Так давайте, давайте сейчас.

— Сейчас я не могу. Я должен получить после умершей тётки больше ста тысяч. А теперь я вам дам в день свадьбы вексель.

— В день свадьбы?

Петропопуло свистнул.

— Когда этот день свадьбы ещё будет! Я вот его не назначу, пока «аржан контан» [12] у меня на ладони не будут. Я вижу, что вы за птица. А вексель мне ваш, — что мне вексель? Вот вексель на Тер-Собакина в суде лежит. Я отдам его вам, когда вы мне заплатите, посмотрю, как вы с него получите. Ещё он с вас ваши три тысячи судом сдерёт. Вы думаете, не передал он вашего векселя третьему лицу? Вы думаете, ваш контр иск будет иметь какое-нибудь значение? Ах, вы прокурор! Мало вы каши ели!

Он вышел, не прощаясь и хлопнув дверью.

— Действовать! Действовать! Действовать! — проговорил Анатолий. — Терять времени нельзя. Надо действовать тотчас же. Нельзя, чтоб его миллионы проплыли мимо.

Он взял извозчика на резине, который до сих пор в Москве называется «лихачом», и помчался к невесте.

«А вдруг не примут?» — с ужасом думал он.

Но его приняли.

Лена вышла к нему в капотике с опухшими от сна глазами. Она оглянулась, быстро обвила его шею руками и поцеловала.

— Твой отец на меня рассердился, — быстрым шёпотом заговорил Анатолий. — Он не только хочет, отложить нашу свадьбу, но даже совсем против неё.

У девушки задрожала нижняя губка.

— Как… Нет, это невозможно, Анатолий, невозможно…

— Можешь ты одеться, выйти тихонько из дома одна и быть ровно через два часа на ярославском вокзале? — спросил он.

— Могу, но зачем?..

— Постой. У тебя нет паспорта, конечно?..

— Есть. У меня заграничный. Я ехала ведь вперёд с братом, и у меня было такое свидетельство… Тебе нужно?

— Чудесно. Давай. Да постой. У тебя есть деньги?

— Нет.

— Совсем нет?

— Совсем. Зачем мне деньги?

— А… брильянты?

— Да. Много.

— Вынеси их сюда. Если спросят, скажи — я взял для ювелира. А с собой ничего не бери.

Через пять минут в огромную пустую залу опять вбежала Лена. Она подала ему несколько коробок. Он мельком взглянул. Там сверкали крупные алмазы.

Он дрожащими руками рассовал футляры по карманам.

— Так помни: через два часа. Иди прямо и садись в некурящий вагон первого класса. Билет уже будет взят.

— Мы что же, совсем едем?

— Нет, на один день. Иначе нам нет спасенья. Будешь?

— С тобой всегда — везде.

Он ещё раз наскоро её поцеловал и быстро спустился с лестницы, боясь одного: не встретиться со стариком.

Когда серый рысак отнёс его от подъезда, он вздохнул с облегчением.

— Точно вор! — проговорил он. — Гадость какая.

Он велел ехать к знакомому ювелиру. Гладко выбритый розовый немец встретил его с улыбкой и, первым долгом, осведомился о здоровье тётушки.