– Осторожней!

– Сам бы потаскал...
– огрызается вельхо.

– Да я не против. Только тебя прикончу, и сразу...

Пекарня. Где эта чертова пекарня? Запах печеного доносится справа. Ага! Рвем туда!

Комната с низким потолком, от стены шарахается девушка с железным листом, полным белых, еще невыпеченных булок:

– Во имя пяти... Вам не сюда! Сюда неправильно!

Крохотный коридорчик, полутемный, размером чуть больше прихожей в хрущевке. И еще одна приоткрытая дверь, из которой валят клубы морозного пара. И серый зимний день за ней выглядит таким светлым! Даже дымный городской воздух кажется свежим. Получилось? Ушли?

Я успеваю сделать только один шаг по присыпанному золой крылечку. Нет, еще одно успеваю - пропустить вперед Терхо и Славку. Потому что мне, дебилу, показалось, что здесь безопасно. Крохотный переулочек, всего на три дома, кажется совсем пустым.

Кажется...

Три фигуры на затоптанном снегу возникают будто ниоткуда.

И треск, и боль в плече и шее, и шипучий рой синеватых искр, вгрызающихся в уже захлопнутую дверь.

Как мы попали обратно, не помню, помню, что пришел в себя возле одной из печек - сижу на полу, рядом скорчился вельхо... и Славка. Их тоже зацепило?.. В дверь, задвинутую на засов, кто-то ломится... вторая, из пекарни в коридор, тоже оказалась закрыта. Это я, что ли обе? Не помню. Наверное, я, Терхо не двигается, по лицу быстро расплываются синие пятна.

А у Славки лицо... я не знал, что человеческая кожа может быть такой белой.

– Макс... тут...
– он прикрыл глаза, - тут...

– Что? Тихо, не разговаривай.

– Тут...
– белые губы упорно шевелились, - лестница... наверх... видишь?

Я оглянулся. "Прихожая" была темная, узкая, но высокая, и... и справа и слева в стенках виднелись узкие проемы с узкими, крутыми... лестницами! Черт, как я не заметил сразу?!

Мы сможем подняться вверх, если удастся - перебраться на соседнюю крышу, а если выйдем из "зоны поражения", то сможем обратиться и сделать крылья.

Нет.

Не сможем. Смогу. Славке туда не подняться ни за что, потому что подняться по этой узости с раненым на руках невозможно... не пройти. А если...

В дверь грохнуло.

– Открыть по требованию Нойта-вельхо!

Я отчаянно посмотрел на моего соседа. Славка не шевельнулся. Лежал на боку, неловко подогнув руку, и смотрел на меня черными глазами. Он тоже все понял - наверное, даже раньше, чем я. Он ведь и правда... умник.

– Иди... на крышу... и переберешься, а там... нашим... поможешь потом... когда все успокоится?

"Обреченность". Кажется, это называется именно так. Именно она сейчас смотрела на меня из черных глаз моего соседа.

– Открывайте! Открыть сейчас же!

– Иди. Дверь... долго не удержит... И, Макс... про лохов. Бедный не тот, у кого денег нет... бедный тот, у кого... ничего... дороже денег... понимаешь?

Нет. Не понимаю! Я не хочу этого понимать! Не хотел...почему он про это сейчас? Как он может?

И морозом по спине прошло: именно сейчас. Может, он давно хотел это сказать... а может, и говорил, но с меня же всегда слова скатываются, как вода с крыши. А сейчас я его услышу. И запомню.

Он прощается. Прощается, поэтому на прощание говорит то, что, по его мнению, важно.

Что ж ты делаешь-то, Славка...

Дверь содрогалась под ударами. Кажется, там было что-то кроме засова, потому что обычная под такими ударами просто не выдержала бы. Колотило в нее явно больше трех человек. Или у меня уже в ушах шумит? Грохотало уже просто невыносимо, требования перемежались угрозами, угрозы обещаниями, что если мы не драконы, то все будет в порядке, нас отпустят на все пять дорог... А я все сидел на полу, и встать не мог, потому что встать - значит придется идти... и бросить его тут.

А я не хочу. Не хочу... не должен... будь оно все проклято! Не хочуууууу!!! Не заставите! Ненавижу...

Темное, холодное, яростное бешенство поднялось откуда-то из глубины сознания. Ожгло льдом, опалило пламенем, зависло шипяще-белой волной... и рухнуло пенным валом вниз, затапливая мозг.

И мир вокруг сдвинулся.

Потом это вспоминали по-разному. К бурным событиям, как всегда, прибавилась не менее бурная человеческая фантазия, и вскоре истину установить было также легко, как заставить дождь идти в обратную сторону.