С тех пор Сережа чаще стал навещать кладбище и со странным чувством проходил мимо этой могилы неизвестного архитектора. Сереже все мерещились печальные глаза девочки, недетская морщинка на лбу у нее и трогательные руки с бледными пальчиками.

И вот однажды он снова встретил девочку. Она сидела у могилы, с охапкою георгин на коленях, плетя венок. Сережа, заметив девочку, присел поодаль на скамейке и остался так. Он видел ее узкие плечики и золотую косу, и ему казалось, что это его сестра, какая-то новая, неизвестная ему до сих пор, нежная, чистая, милая, родная сестра, плетет сейчас этот осенний могильный венок.

И вдруг цветы выскользнули из рук девочки, и она глухо зарыдала, совсем низко склонившись к зеленому бугорку могилки.

Сережа сам не знал, как он очутился рядом с девочкой и как случилось, что он заговорил с нею.

— Не надо! Не надо! — бормотал он, касаясь робко ее руки. — Не плачьте, пожалуйста… У всех горе… У каждого горе… Не надо горя бояться. И смерти не надо бояться.

Девочка подняла на него свои большие синие глаза, полные слез, и спросила тихо, недоумевая и робея:

— Вы меня разве знаете?

— Да, да! Я вас знаю. To есть я не знаю вас, но уже давно заметил вас здесь, — торопился Сережа, удивляя девочку своей горячностью.

— Какой вы странный! Я ведь чужая вам. Что ж вы так?

— Ах, не будьте такой недоверчивой, — умолял Сережа, заглядывая девочке в ее влажные глаза. — Вы говорите «чужая», а я вот, ей-Богу, думал сейчас, что вы как сестра мне.

— Да почему же? — сквозь слезы сказала девочка.

— Потому что я тоже несчастный, как и вы, — потупился Сережа, — а все несчастные должны быть как братья и сестры.

Девочка молчала.

— Да, да! Как братья и сестры, — продолжал Сережа в каком-то неожиданном вдохновении. — Иначе и жить нельзя. Не стоит жить. Вот я сам не знаю, как это я вдруг заговорил с вами, но я чувствую, что так именно и надо было. Вы мне верьте, что я именно то думаю, что говорю. У вас такие грустные глаза и такие умные, как у взрослой. Но мы все-таки еще дети, хотя и не такие, должно быть, какие раньше были дети. Я, по крайней мере, чувствую, что я не совсем ребенок. Как вы думаете, дети мы или уже не дети?

— Мне кажется, что мы с вами разговариваем не совсем так, как дети, но, когда мы будем большие, мы все-таки будем отчасти, как дети… Вот мой папа умер. Ему было пятьдесят три года, а он — знаете — был как ребенок. Взрослые все озабоченные и хитрые, а папа был простой и о будущем не думал, у него никаких забот не было. Он был архитектор. Про него говорили, что он художник, что у него талант большой, а когда он умер, не на что было похоронить его. У нас в доме ни копейки не было.

— А мама ваша жива? — спросил почему-то Сережа.

Вместо ответа девочка снова залилась слезами. Она закрыла руками лицо. Ее тонкие пальчики, мокрые от слез, и вздрагивающие плечики так были жалки и трогательны, что Сережа совсем потерял голову. Он не знал, как утешить девочку, и все слова казались ему грубыми и неуместными.

— Ах, не плачьте! Не плачьте! — умолял он свою новую подругу, задыхаясь от жалости и отчаяния.

— Моя мама бросила папу давно — вот уже скоро пять лет будет, а папа в прошлом году умер от чахотки, я с Тамарою, с сестрою моею, живу теперь в Москве, — плача, лепетала девочка. — Моя сестра в театре служит. Она актриса. А я в гимназии еще.

— Вас как зовут?

— Верою… Знаете что? Вы к нам приходите как-нибудь. Мы в Каретном ряду живем, Маслобоева дом, огромный такой. Вы Тамару Борисовну Незнамову спросите. Мы — Успенские, а в театре сестру Незнамовой зовут. Только Тамара редко играет. Ей ролей не дают, знаете ли…

— А вы в какой гимназии учитесь?

— В пятой.

— Может быть, вы Нестроеву знаете?

— Знаю. Она со мною в одном классе.

— Нина Нестроева — это сестра моя.

— Ах, вот как! Вы не похожи на вашу сестру. Вы совсем не такой.

Сереже не хотелось почему-то, чтобы Ниночка знала об этой его встрече и знакомстве, таком неожиданном, но предупредить об этом Верочку было невозможно. Он боялся, что Верочка как-нибудь дурно истолкует его желание.

Но она, как будто угадав его мысль, сама сказала, застенчиво улыбаясь:

— Я только Ниночке ничего не буду говорить про наше знакомство, а вы как хотите там. Это ваше дело.

«Какая она милая!» — подумал Сережа, чувствуя, что слова девочки связывают его с нею какою-то тайной.