Наконец, он решил построить и оборудовать у себя школу с тем, чтобы дальнейшее содержание ее взяли на себя власти.

Таким образом, в одиннадцать лет Юзик поступил в школу. В первый год набралось учеников человек двадцать, в том числе только один из деревни. Позже, когда Юзик был в старшей группе, сельчан было шесть человек, хотя вообще в деревне детей ученического возраста должно было быть человек пятьдесят.

Девочек-же из деревни не было ни одной. Да из поместья девочек было мало; поучаться года два и на этом кончается наука.

Вообще надо сказать, что в школе обучались только «простые» дети. Более — менее состоятельные учили детей в каких-то «гимназиумах», в поветовом городе. Там обучались дети эконома, бухгалтера, заведующих пивоварни, молочной и др. А дети самого пана воспитывались уже в Варшаве.

«Учителкой» была назначена молодая, шустрая и красивая барышня. Когда ученикам не давалась польская грамота, учительница злилась, топала ногами, билась, даже плакала.

С первых же дней из посёлка стал приезжать на закон божий ксендз. Он тоже был молодой, белый, рыхлый. Он казался мягким и добрым, но с учениками был суров. Если ученик не выучил молитвы, священник ставил его на колени перед иконой и не отпускал, пока тот не выучит.

Зато с учительницей они хорошо подружились; смеялись, шутили. Бывало задаст ученикам зубрить «Ойчэ наш», а сам у учителки сидит. Благодаря этому, он стал ездить чаще, чем нужно, а ученикам от этого почти каждый день надо было учить приевшийся закон божий.

Через некоторое время случилось что — то такое, что и учителка уехала и ксендза сменили. Появился новый учитель, тоже молодой, но важный, серьезный. Особенно злился он, если кто употреблял белорусское слово.

— Что за хамское слово — «трэба»?! — кричал он. — Когда вы научитесь говорить по-человечески: «тшэба»! «тшэба»!

Юзик получше владел польским языком, поэтому мало страдал. А другим было плохо, особенно сельским.

Учитель был очень «культурный» человек: задавался не хуже самого пана Загорского. Во время занятий постоянно следил, чтобы не прикоснуться своим костюмом к стенке, доске, парте, ученику; летом носил перчатки, учеников бил или линейкой, или книгой, или чем-нибудь другим. Когда однажды, разозлившись, он тягал ученика голыми руками за волосы, то потом в течение длительного времени не мог простить этому ученику, что тот вынудил наставника испачкает свои руки.

Новый священник тоже был хуже первого. Старый, толстый, с круглой, голой, как тыква, головой. Никак ему нельзя было угодить, постоянно он ворчал и злился. Он заставлял учить наизусть не только различные молитвы, но и некаторыя свои собственные выражения.

«Каждый человек должен быть в том состоянии, которое ему назначил бог» или: «Величайший грех — зависть к чужому имуществу».

И ученики всем классом повторяли эти мудрые слова.

Здесь же священник объяснял, что богатство есть большое несчастье для души и что сам господь Иисус Христос говорил:

«Легче верблюду протиснуться через игольное ушко, чем богатому попасть в рай».

— Значит, все наши паны попадут в ад? — удивленно спросил ученик Максимка.

Ксендз аж подскочил.

— Цо? Цо? Кто это? — грозно крикнул он.

Ученики уткнулись в свои парты.

Через минуту ксендз, видимо, понял, что вопрос был правильный и начал объяснять, что это зависит от того, как кто будет использовать свое богатство; если он будет давать деньги на бога, в костел, тогда совсем другое дело. Но в любом случае те, что не имеют имущества, скорее попадут в рай.

Здесь Юзик вспомнил слова своего отца, что в Советской державе никто не имеет имущества, и подумал: «Вот где, наверное, счастливый, святой народ, — все попадут в рай».

Но, к великому удивлению, он дальше услышал:

— Черт всегда ждёт, чтобы погубить душу человека. Он часто подстрекает людей идти против бога. Иногда он через своих слуг сбивает с правильного пути весь народ. Так, у наших соседей, Советской стране, черт всех людей отбил от бога и подчинил себе. Бог отступил от этих людей и оставил его. Эта страна уже сейчас является адом.

Все люди там— рабы, живут в грехах, надругаются над богом, молятся черту, давят друг друга, голодают. Бог допустил это для того, чтобы показать всем другим людям, к чему может привести безбожие. Мы должны радоваться и благодарить бога, что он помог Польше спасти хоть половину Беларуси из — под власти чертей — большевиков. И всегда мы должны молиться Богу, чтобы он помог освободить и оставшихся наших братьев.

Юзик подумал о своем дедушке, который там сейчас страдает и погибает. Представил себе, как все люди там, взявшись за руки, прыгают и славят черта. Но и этот толстый чужой; ксендз не располагал к себе. Все его поведение и слова какие-то холодные, неприятны, неискренние. Говорит он им, смотрит, а сам, кажется, и не видит их. Да и вся его наука какая — то путаная, противоречивая, нудная. Кажется, такие важные вещи говорит, а слушать не хочется.