— Вот мы и пришли, миссис Каллен, — сказал он, смакуя мое имя так, словно это был кусок пирога. Пирога, сделанного из крови, дополнила я мысль, заметив пошатнувшуюся аналогию. Он поставил чемоданы на пол.

— Ты собираешься поставить меня на ноги? — весело спросила я.

— Хммм, — сказал он в притворной задумчивости, — думаю, пока еще нет.

Я позволила ему внести меня в дом — он был довольно внушительным для этого маленького острова — и в большую белую комнату с большой белой кроватью. Все было залито солнечным светом через стеклянную западную стену.

Я усмехнулась Эдварду, подняв бровь, и прикоснулась левой рукой к его, чтобы кольца сверкнули.

*

Среди улучшенных вампирских чувств есть и осязание.

*

В конце концов, несколько дней спустя, нам пришлось прерваться на охоту. Ладно, мне пришлось — постоянная жажда новорожденной работала против меня, Эдвард вполне мог бы обойтись без крови еще неделю. Он предложил сплавать на материк, но я не хотела дополнительных рисков пребывания рядом с людьми, если без них можно было обойтись, даже при всех его заверениях, что для своего возраста у меня прекрасный самоконтроль. Вместо этого мы охотились под водой. Я выпила большую часть косатки, обнаружив, что крови у нее слишком много, чтобы выпить все за один присест; Эдвард допил ее и потом еще поймал небольшую китовую акулу. Охотиться под водой было интересно, а кит был даже вкуснее, чем дикий медведь (насколько вообще могут быть вкусны животные). Когда я упомянула об этом, Эдвард заверил меня, что китов, вероятно, можно найти и близ Норвегии — у них широкий ареал обитания.

А потом мы вернулись на остров.

Нам не нужно было дышать и отдыхать, мы нечасто нуждались в еде.

Быть вампиром было очень… очень… мило.

Эдвард заверил меня, что Эсме не будет волноваться, если что-то из ее мебели понадобится заменить. Мы договорились, что будем находиться снаружи, плавая в теплой воде, пока команды уборщиков соберут остатки перьевых подушек и щепки от кровати.

Спустя двенадцать дней по прибытии на остров произошло несколько событий.

*

Сначала зазвонил мой телефон. Элис приобрела его мне, когда мы остановились в Норвегии сразу после свадьбы, и обещала держать моих родителей подальше от него столько, сколько сможет. Я сказала, что если они начнут по-настоящему паниковать, то она должна дать им номер. И теперь он звонил. Я зарычала, но тут же прервалась, чтобы ответить.

— Алло?

— Здравствуйте! Скажите пожалуйста, я могу поговорить с Беллой? — пробурчал Чарли.

Ну конечно. Мой голос звучал иначе. Как я не подумала об этом? Я попыталась изменить тональность и силу голоса, пытаясь вспомнить как он звучал до того как стал похожим за перезвон колокольчиков.

— Это я, папа.

— ИЗАБЕЛЛА МАРИ СВОН! — заорал Чарли, вероятно, приняв фальшивый голос за мой собственный.

— Изабелла Мари Свон-Каллен, — поправила я его, — предполагалось, что Элис тебе скажет.

Как я бы себя ощущала, если бы была той, кого представляет себе Чарли? Пристыженной, полагаю, но, как Рене, с энтузиазмом идущей по новому пути — хотя Чарли мог бы никогда так и не узнать, насколько постоянно это изменение.

— Я не захотел разговаривать с Элис, — прокричал Чарли. — Я хочу говорить с тобой! Ты… ты… ты сбежала с женихом! Тебе всего семнадцать лет!

— Ага, нам пришлось пожениться на Украине из-за этого. Пап, я знала, что ты никогда не одобришь этого, но мы так счастливы, пожалуйста, прости меня, — умоляла я, — я так счастлива.

Чарли в течение нескольких минут неразборчиво ворчал в трубку, я слышала как он формулирует другой протест. Наконец он сказал:

— Твоя мама даже не знакома с Эдвардом.

— Мы постараемся найти возможность навестить ее вскоре, — пообещала я. Если я займусь этим зимой, куплю ей билеты в Норвегию и сломаю обогреватель в доме, возможно у меня будет оправдание укутаться достаточно плотно, чтобы мои изменения были не так заметны. Тогда Рене будет холодно, но она ничего не узнает сверх меры — возможно. Или, возможно, Элис увидит ее понимающей, принимающей, проходящей обращение…

Чарли опять начал свой напор:

— Это поразительно, ты же знаешь как Рене относится к раннему браку, но она утверждала, что ты “старомодна” и знаешь как лучше. Я ожидал, что она знает об этом, но она, похоже, ждет, что ты ей позвонишь. Но я хочу знать, когда ты приедешь домой.

— У меня середина медового месяца, пап, — ответила я, — и еще остаток тура по Европе. Он уже расписан.

— А после этого что? — настаивал он.

— Правда не знаю, пап, — признала я, — думаю, я могла бы пойти пораньше в колледж вместе с Эдвардом.

— Ох, Беллз, — взволнованно вздохнул Чарли.

— Ты справишься без меня, — ободряюще сказала я, — справлялся же раньше.

— Я уже скучаю по тебе, — ответил он.

— Я тоже скучаю по тебе, пап, — у меня сдавило горло, хотя я не могла плакать, — я люблю тебя.

— И я тебя, Беллз, — вздохнул он, — отдыхай в этом своем… медовом месяце.

— Обязательно, — пообещала я.

— Я люблю тебя, — повторил он и повесил трубку.

Эдвард обнял меня, когда я отложила сотовый. Я вздохнула.