РАДИКАЛ

1990–1992

В августе 1990 года, когда отец сидел в тюрьме в третий раз, Саддам Хусейн захватил Кувейт.

Казалось, палестинцы сошли с ума от счастья. Все бегали по улицам, ликовали и глядели на небо в ожидании дождя из ракет, который, несомненно, обрушится на Израиль. Наши братья наконец пришли к нам на помощь! Они собирались смертельно поразить Израиль, в самое сердце. Вскоре оккупации придет конец.

Боясь повторения газовой атаки 1988 года, в которой погибли пять тысяч курдов, израильтяне выдали каждому горожанину по противогазу. Палестинцы же получили один противогаз на семью. У матери он был, но мы, семеро детей, оказались без защиты. Так что пришлось нам проявить изобретательность и смастерить маски своими руками. Кроме того, мы купили куски нейлона и приклеили их скотчем на окна и двери. Но, проснувшись утром, обнаружили, что из-за высокой влажности весь скотч отклеился.

Мы не отрывались от телевизора и радовались каждому предупреждению о приближающихся ракетных атаках. Мы забирались на крышу, чтобы посмотреть, как ракеты освещают Тель-Авив. Но ничего не было видно. «Наверное, Аль-Бирех не лучшее место для наблюдения», — подумал я и решил отправиться в дом своего дяди Дауда, в Аль-Джанию, где все пространство до самого побережья Средиземного моря отчетливо просматривалось. Младший брат Сохайб увязался за мной. С крыши дядиного дома мы увидели первую ракету. Конечно, это было всего лишь пламя, но вид был потрясающим!

Когда в новостях сообщили о том, что территории Израиля достигли около сорока ракет, но погибли только два человека, мы не сомневались, что правительство лжет. Как выяснилось, оно говорило правду. Иракцы модифицировали свои ракеты, чтобы увеличить дальность полета, но при этом сильно теряли в мощности зарядов и точности стрельбы.

Мы жили у дяди Дауда до тех пор, пока вооруженные силы ООН не отправили Саддама Хусейна обратно в Багдад. Я был зол и горько разочарован.

«Почему война закончилась? Израиль не побежден. Мой отец все еще в израильской тюрьме. У Ирака еще есть ракеты!»

Конечно, все палестинцы были раздосадованы. После десятилетий оккупации — настоящая война, с настоящими боеголовками, летящими в Израиль.

* * *

Отца освободили вскоре после окончания конфликта в Персидском заливе. Когда он вернулся домой, мама сказала ему, что хочет продать золото, бывшее ее приданым, купить землю и взять кредит, чтобы построить собственный дом. В то время нам приходилось снимать жилье, и в отсутствие отца хозяин обманывал нас, грубо и жестоко вел себя с матерью.

Отец был тронут тем, что она так легко готова расстаться со столь дорогими для нее вещами, но боялся, что не сможет выплачивать кредит, потому что в любой момент может опять оказаться в тюрьме. Тем не менее они решили не упускать своего шанса, и в 1992 году мы построили дом в Бетунии, близ Рамаллы, где мои родные живут и по сей день. Мне в это время было четырнадцать лет.

Бетуния оказалась более спокойным местом, чем Аль-Бирех или Рамалла. Я ходил в мечеть около нашего нового дома и вступил в группу, где мы изучали Коран и принципы, которые, по мнению лидеров, приведут к образованию глобального исламского государства.

Через несколько месяцев после переезда отца арестовали снова. Часто ему даже не предъявляли конкретного обвинения. Поскольку мы были на оккупированной территории, законы военного времени позволяли израильскому правительству арестовывать людей просто по подозрению в терроризме. Как религиозный и политический лидер мой отец был крупной мишенью.

Все это напоминало замкнутый круг, и, хотя в то время мы еще об этом не знали, аресты, освобождения и новые аресты повторялись еще многие годы, каждый раз погружая семью в нарастающее напряжение. Между тем ХАМАС становился все более жестоким и агрессивным, поскольку его молодежь давила на руководство, требуя активных действий и твердых решений.

— Израильтяне убивают наших детей! — кричали они. — Мы бросаем камни, а они расстреливают нас из автоматов. Мы в оккупации. ООН, все международное сообщество, каждый свободный человек в мире осознает наше право на борьбу. Сам Аллах, да восславится Его имя, требует этого. Так чего же мы ждем?

Большинство акций в те дни проводились по инициативе отдельных людей, а не организации. Лидеры ХАМАС потеряли контроль над своими подопечными, которые реализовывали свои личные планы. Целью моего отца была исламская свобода, он считал, что с Израилем нужно бороться, чтобы обрести свободу. Но для молодых хамасовцев борьба стала самоцелью.

Сколь бы ни было опасно на Западном берегу, в Газе дела шли еще хуже. Из-за географического положения доминирующее влияние на Газу оказали фундаменталисты из египетской организации «Братья-мусульмане». Свою лепту внесла и скученность людей. Газа была одним из наиболее густонаселенных мест на Земле; на территории около трехсот шестидесяти квадратных километров располагался лагерь беженцев с населением более миллиона человек.

Семьи вешали документы на недвижимость и ключи от домов на стену как молчаливое свидетельство и ежедневное напоминание о том, что когда-то у них были собственные дома и прекрасные фермы — собственность, отобранная Израилем в качестве трофея прошлых войн. Это была идеальная среда для вербовки новых членов. Беженцы имели сильную мотивацию и были всегда свободны. Они подвергались гонениям не только со стороны израильтян, но и со стороны палестинцев, своего же народа, которые считали их гражданами второго сорта. Беженцев также называли захватчиками, поскольку их лагеря были построены на землях соседей.