Лишь потом, не дождавшись ответа, капитан сообразил: связист не мог ответить. Он лежал на полу, и лицо у Малкова было таким, что впору сниматься в фильмах ужаса без всякого грима.

–  Полосу мне!
– неизвестно у кого потребовал Славцев, выжимая все резервы из двигателя, собранного Карлом-Хайнцем Ризе.
– Полосу мне, гады!!!

Он готов был таранить ворота посадочной палубы, если бы шлюзы не открылись. Таранить, чтобы добраться до цели и победить!!! Он почти не видел, что делает. Скорее угадал: раздвинулись заслонки гермоотсека, и спасательный бот нырнул в брюхо чужой космобазы.

Автоматическая система опустила ворота, компрессоры принялись выравнивать давление, приводя его к норме.

–  Держаться, солдат!
– приказал себе капитан, тыкая во все кнопки подряд - на ощупь искал клавишу деблокировки бронеколпака.

«Держаться!!!» Их так учили, всегда учили. Вбивали кулаками и сапогами. Здоровенный прапорщик по прозвищу Свинорез - в курсантской «учебке». Господи, как его ненавидели, когда он заставлял ползать под колючей проволокой, по осколкам стекла!!! Седой капитан родом откуда-то с Сириуса. Капитан, готовивший их к реальным боевым действиям. Он, гад, так и орал на полигоне: «Держаться! Держаться!», а сам «поливал» из шестистволки, вжимая молодых офицеров в землю. Кажется, именно тогда лейтенант Славцев научился закапываться в грунт менее чем за минуту… Да, тогда! Над головой шелестели пакеты боевых импульсных лазеров, воздух становился теплым, даже горячим, пах как-то непривычно и страшно. Капитан орал, грязно матерился, а зеленые лейтенанты стремительно уходили в грунт, будто образцово-показательные кроты…

–  Держаться!
– Славцев не сказал это, лишь хотел сказать, подумал.

Кислорода не было теперь ни в легких, ни в баллоне. Капитан, шатаясь, ударил двумя руками в непослушный бронеколпак, вывалился наружу из спасательного бота. И опять помогло какое-то шестое или седьмое чувство - Андрей угадал, где стойка с кислородными баллонами. Он знал: стойка неприкосновенного запаса обязательно должна располагаться на посадочной палубе - это закон. Но вот где именно?

Жившее внутри нечто помогло, только баллон оказался чудовищно тяжелым. Славцев хотел засмеяться такой забавной шутке - впервые в жизни он не мог поднять кислородный баллон, - но смеха не вышло. Лишь хриплый кашель, с кровью, с мокротой изо рта, из носа.

Он тащил резервуар волоком, задыхаясь и теряя рассудок от жжения в груди. Собрав последние силы, забросил емкость внутрь спасательного бота. Уже ничего не видя, кое-как присоединил маску и упал сверху на Анатолия Лутченко, прижав дыхательный аппарат к лицу доктора.

То была последняя разумная мысль в голове Андрея. Если кто и сможет реанимировать членов экипажа, так это врач. А вот сумеет ли очнуться сам Анатолий Лутченко, надышавшийся углекислотой, об этом Славцев подумать не успел.

Просто упал сверху на доктора, ладонями прижимая маску к его лицу. И вырубился.

Майор Фертихогель летел в Солнечную систему, на Землю - в галактический институт экспериментальной физики. Путь предстоял неблизкий, но Клаусу было чем заняться. Он уединился в каюте первого класса, еще раз просматривая материалы, собранные по делу «техногенной катастрофы» на космостанции «Медуза».

Для себя, мысленно, офицер ГСБ уже ставил слова «техногенная катастрофа» в кавычки. Чем больше Клаус изучал это дело, тем крепче становилась уверенность, что следствие прекратили слишком быстро. Недопустимо быстро!

После ознакомления с первыми видеоматериалами Клаус напросился на аудиенцию у генерала Кросби, попытался доказать собственному начальству, что Галактической Службе Безопасности следует уделить более пристальное внимание загадочному инциденту с лабораторией физики. Однако Кросби только сердито отмахнулся от майора, будто от назойливой мухи. Генерал вновь напомнил подчиненному, что расширенная следственная комиссия вынесла заключение: техногенная катастрофа по вине персонала.

Напрасно Клаус Фертихогель показывал начальнику сектора видео с борта катера, вырвавшегося с аварийной станции. Сам майор смотрел эту «дорожку» раз двадцать или тридцать. У него складывалось впечатление, что в тот момент, когда человек на экране - Марк Айштейн - выкрикивал последние в своей жизни слова, вокруг несчастного физика появлялись какие-то зубастые твари. Они двигались в воздухе точно так же, как пиявки в воде - механика была очень схожей…

Едва только Клаус заикнулся об этом, Кросби расхохотался чуть ли не до слез. Затем, вытерев глаза платком, отобрал у подчиненного пухлую папку с материалами. Выкопал заключение технических экспертов, в котором черным по белому было сказано: покадровый анализ видеоизображения не выявил никаких аномальных существ на записи.

Майор Фертихогель читал заключение, но оно лишь убедило его в собственной правоте. Раз такую экспертизу сделали - значит, кому-то привиделось то же самое , что и Клаусу. И тут следовало задуматься! Один человек может сказать: мне померещилась какая-то чертовщина… А если таковых двое… трое… Тогда как?!

Однако Клаус понимал и логику генерала Кросби: если лучшие военные эксперты говорят, что на экране ничего странного нет, значит - ничего нет. Наука - вещь точная. Она не любит таких определений, как «показалось», «померещилось».

Фертихогель несколько раз пытался «поймать» загадочную зубастую тварь, прокручивая запись вновь и вновь. Едва офицеру начинало казаться, что видит мерзкую гадину на экране, как он мгновенно останавливал воспроизведение, но всякий раз получалось так, что на картинке оставались только насмерть перепуганные люди с выпученными от ужаса глазами.