Голос герцога клокотал от сдерживаемой ярости. Для него, видимо, было невыносимо признавать, что пятеро неизвестных уложили в землю девять его людей, а он взыскал за это смертью только с троих.

Бельк, не говоря ни слова, присел над одним из мертвецов и стал его внимательно осматривать. Мерино тоже разглядывал тела, отмечая не слишком атлетическое их сложение, невысокий рост и непривычного цвета кожу: глубокого бронзового оттенка, какой бывает у загорелых на своих полях селян. Даже еще темнее.

– Не местные.
– проговорил Бельк снизу.
– Димаутриане?

– Я таких не видел раньше.
– ответил герцог.
– Один из моих риттеров раньше воевал в Диамуте, говорит, что похожи. Только в отличии от тех дикарей, одетых в юбки из листьев, с которыми ему довелось сражаться, эти были снаряжены получше. Хорошие кольчуги, клинки, пистоли.

– И что эти язычники делают здесь?
– подал голос Мерино.

– Это хороший вопрос, господин дознаватель!
– усмехнулся фон Вольфсбург. В неверном свете маслянного фонаря это выглядело довольно устрашающе.
– А второй хороший вопрос: что за клейма у них на левых плечах?

Бельк повернул одно из тел, демонстрируя для Мерино выжженый на плече мертвеца знак размером с ладонь: ромб, с заключенным внутри глазом. Клеймо это поставили много лет назад - ожоги уже давно зарубцевались, превратившись рисунок из тонких белых лилий. Мерино такого знака видеть раньше не доводилось, да и не в традициях Империи таким образом метить людей. Он некоторое время разглядывал клеймо в дрожащем свете фонаря, затем повернул голову к герцогу.

– Если я все правильно понял, то этих людей послали, что бы убить вас?

– Верно!
– вновь ухмыльнулся фон Вольфсбург.
– Двигались они именно к моему дому.

– И вы считаете, что их послал кто-то из ваших мятежных баронов?

Ответа на этот вопрос не последовало. Дознаватель пристальнее всмотрелся в лицо герцога, пытаясь в дурном освещении понять, почему тот молчит, однако движущиеся тени обрекали эту попытку на неудачу. Когда же молчание со стороны владетеля этих мест затянулось настолько, что стало подозрительным, Мерино кашлянул.

– Ваша милость? Вы же вроде желали помощи от Тайной стражи?

– Да какие бароны...
– неохотно ответил тогда фон Вольфсбург.
– Те действуют иначе: собирают людей побольше и нападают. Это не в их духе.

– Но я вижу вы догадываетесь о том, в чьем?

– Не догадываюсь. Знаю.
– произнося эти слова герцог поник головой, утратив вдруг вид бесшабашного веселого рубаки.
– Это нападение... Точнее сказать, нападение - лишь следствие... В общем - из-за этого дела я и просил у Сантьяги помощи! А вовсе не из-за сражений с баронами, как вы могли подумать. И я очень прошу, господа дознаватели, чтобы то, что я вас сейчас скажу, осталось между нами! Мои люди об этом не осведомлены.

– Вы же понимаете, что мы не можем вам этого гарантировать, господин герцог?
– мягко спросил Мерино.
– Лишь пообещать, что ваша тайна будет доступна весьма узкому кругу лиц.

– Да. Я это и имел ввиду.

– Тогда будьте с нами откровенны. От этого сильно зависит - сможем ли мы вам помочь.

Фон Вольфсбург вздохнул совершенно обреченно, прислонился к стене. С минуту он молчал, затем, как человек принявший решение прыгнуть со скалы в море, резким движением дернул левой рукой правую. И протянул ее дознавателям.

– Все из-за нее!
– произнес он глухо.

В левой руке герцог держал протез, выполненный в виде латной перчатки с вытянутыми прямо пальцами. Правой руки, чуть ниже локтевого сустава, у него не было. Сработан протез был весьма искусно, если не приглядываться - то и не заметишь, что это лишь имитация руки. Мерино выругал себя последними словами за такую ненаблюдательность и невнимание к деталям: видел же, что герцог щеголяет перчаткой при отсутствии остального доспеха, но не придал значения. Вслух же спросил небрежно:

– Из-за протеза, ваша милость?

Фон Вольфсбург зло сверкнул на него глазами.

– Нет, Лик! Из-за того, что у меня, рыцаря, нет правой руки!

– Я, простите, все равно не понимаю...

– Тогда просто не перебивайте меня, Единого ради! Не так уж просто, знаете ли, признаваться в почти осуществленной измене!

Мерино лишь удивленно вскинул брови, изумленный таким поворотом разговора, но вслух ничего не сказал. Рассудив, что раз уж человек решил выговориться, то не стоит ему мешать. А уточняющие вопросы можно задать и потом.