Они смотрели друг на друга, соприкоснувшись пальцами, и тишину в комнате нарушало лишь легкое тиканье часов, похожее на шорох крыльев.

– Ну что же я, – в конце концов рассмеялась девушка и развернула сверток. – Чай вот-вот остынет. Посмотри, что я принесла: настоящий черничный пирог, по рецепту твоей мамы. Так что еще остались те, кто может тряхнуть стариной и сделать настоящую сметанную заливку!

ПОСТОЯЛЕЦ

Если бы хозяин Косого Подворья и захотел когда-нибудь поведать свою историю, он бы поставил чайник, накинул на кресло одеяло и начал с того, что всегда не любил пятницы.

О да, Януш Заремба терпеть их не мог! Он уставал от людей, которые приходили и что-то говорили ему, говорили – убеждали, просили, пытались доказать. Но у директора гостиницы, коей формально значилось Косое Подворье, должны были быть приемные дни. И пятница волей-неволей взяла на себя удар.

Сначала, около девяти утра, приходили агенты по недвижимости. Они брезгливо морщились, глядя на побитые молью шторы и паутину в дальних углах, потом вольготно усаживались и начинали вещать. Вещание каждый раз происходило на одной и той же покровительственной волне. Знаете ли вы, пан Заремба, как дорого стоит нынче земля? Осознаете ли факт, что в какой-то сотне километров расположен курорт – настоящий улей, кишащий туристами? Понимаете ли вы, что в наш перенаселенный век так бездумно использовать участок – просто преступление? Вокруг возводят коттеджи, строят многоэтажки, а у вас – одна-единственная лачуга (простите, постоялый двор) на целых тридцати сотках! Давайте продадим все это, клиент уже есть, вы купите себе жилье у моря, а здесь возведут элитный…

На этом месте пан Януш обычно прерывал вещание и предлагал посетителям чай с хурьмой. Агенты вежливо, не без опаски отказывались, потому что не знали, что такое хурьма. Собственно, пан Януш тоже не знал. Но само слово звучало мерзко и действовало как надо. Гости понимали, что разговор окончен, и прощались – ровно до следующей пятницы.

Затем, в начале двенадцатого, обычно заглядывала Ханна. Она садилась у старого письменного стола, словно и вправду была случайным просителем, и какое-то время с легким испугом озиралась по сторонам. У нее были светлые, простодушные глаза с усталыми веками. После неловкого молчания Ханна начинала расспрашивать, как идут дела, и, не дослушав ответ, переключалась на местные городские новости. Она не говорила о своей квартире на углу Осенней и Парковой, но ее мирок укутывал плечи, как бабушкина шаль. Ханна намеками звала с собой, стремилась увести туда, где мирно гудит телевизор, а занавески совсем новые, в цветочек. И нет никаких людей – только они вдвоем…

Пан Януш все понимал и в какой-то момент снова предлагал чай, но уже без хурьмы. Он жалел Ханну. Было что-то трогательное в том, как она пыталась выдернуть его отсюда, словно палку из земли. Вот только палка давно пустила корни. В конце концов темы для разговора иссякали, и Ханна с еще более усталыми и чуть покрасневшими веками тихо прощалась и уходила.

Обычно на этом визиты заканчивались. Можно было откладывать хурьму на дальнюю полку воображения и приступать к обычным делам. Но в ту пятницу, с которой и начал бы свой рассказ пан Януш, все пошло не так. Дверь с треском распахнулась, и на пороге возник Кнупель, старый уборщик. Он стукнул об пол взъерошенной метлой, как государь посохом, и заявил:

– Я уволюсь! Говорю вам, уволюсь!

– Что на этот раз? – терпеливо спросил пан Януш.

– Да все то же, – буркнул Кнупель. – Кругом ворье, а вы даже ухом не ведете. Говорил я вам, что мою толкушку украли, говорил же, верно? Вы тогда отмахнулись: сам, мол, не помнишь, куда положил. Но я-то все помню! А теперь, что вы думаете, лопаточки на кухне как не бывало!

– Может, Павел взял? – с сомнением проговорил пан Януш. – Не украл, конечно, а так, решил поиграться. Для ребенка здесь раздолье, столько всякой всячины…

– И коня тоже он привел? – ехидно поднял косматые брови уборщик.

– Какого еще коня?

– Следы!

Это слово прозвучало так странно и зловеще, что пан Януш подумал: почему бы самому не уволиться? Закрыть кабинет на ключ и въехать в свободную комнату как обычный жилец. По утрам спускаться в столовую на завтрак, потом идти в общую гостиную, садиться в кресло-качалку у камина и спокойно читать газету. Кто запретит? Ведь, в конце концов, Подворье принадлежит ему самому… Это было заманчиво, но все же так смешно и нелепо. В голове пронесся детский анекдот: «Ма-ам, я не хочу идти сегодня на уроки! – Нужно, сыночек, ты же директор школы!» Поэтому пан Януш вздохнул и спросил:

– Что за история со следами?

– Чей-то конь натоптал на заднем дворе, возле черного хода. Это они проверяли, говорю вам! Машина по нашему бездорожью не проедет, завязнет, вот они и хотели посмотреть, пройдет ли здесь лошадь. Чтобы потом награбленное на нее погрузить – и тыгыдым!

– И кто эти «они», по-твоему?

– Ну мало ли кто… Хоть эльфы те малахольные, которые хотели доспехи по дешевке купить…

– Из клуба фантастики?

– Вот-вот, они самые. У них может быть конь, почему нет?

Пан Януш откинулся на кресле и скрестил руки на груди.

– То есть ты полагаешь, что кто-то хочет вывезти с подворья старый хлам – на лошади?

– Я же, конечно, старый дурак, откуда мне знать, – огрызнулся Кнупель. – Но по мне, это все объясняет. Ну, или есть другой вариант: у нас тут развелась чертовщина и по двору ходил сам рогатый с копытами. Ни то, ни другое мне не по душе. Поэтому я уволюсь, так и знайте!

– Хорошо, – со вздохом согласился пан Януш. – Пиши заявление. Дать ручку?