Леспромхоз, исчерпав доступные ресурсы, в начале восьмидесятых закрылся. Следом и в лесхозе сократили половину ставок. Оптимизация на железной дороге с учетом "научной организации труда" также резко уменьшила число рабочих мест. С началом "гайдаровских" реформ беспросветность и безнадежность существования местного населения усилились многократно. Пастбища и сенокосы зарастали сосняком, коров держали лишь в нескольких дворах. Как рассказывали учителя, многие детишки с радостью шли в школу только потому, что там, на большой перемене, кормили обедом. Трудиться и зарабатывать людям оказалось негде. Народ стал спиваться, небольшая часть перебралась в город, и население поселка сократилось на треть. Имели хоть какой-то постоянный доход пенсионеры и еще не больше полусотни человек, остальные стали жить натуральным хозяйством и за счет тайги, собирая и заготавливая все, что возможно сбыть в областном центре. Большинство взрослых жителей пило, и пило сильно. В поселке и ближайших полустанках продолжающаяся убыль населения практически полностью вызывалась "зеленым змием": люди умирали с перепою, с него же замерзали зимой, выпивали что-то совсем не годное для внутреннего употребления, попадали пьяными под поезд, резали и стреляли друг друга тоже стабильно в нетрезвом состоянии. Именно в это время мне и довелось поработать учителем в местной школе.

...

Преподавать пришлось биологию, химию и географию. Набралось двадцать четыре часа в неделю. Переговорив с директором и завучем, я выбил себе "библиотечный день", сгруппировав уроки в оставшиеся пять учебных дней.

В выпускном, восьмом классе, у меня было два ученика - Гаврилюк и Горин. Ходили они на уроки строго по очереди. Первый, подвижный невысокий парнишка по имени Женька, увлекался футболом, сидеть долго на месте, и еще что-то при этом воспринимать, ему было просто невмоготу. Объясняешь какую-то сложную тему по химии, стараешься, а он слушает, слушает, а потом вдруг зевнет и предложит:

– Да ну ее, эту химию! Давайте, Дмитрий Борисович, что-нибудь за жизнь побалакаем, ну там, як там самогонку правильно гнать, шобы башка утром не трещала или еще чего.

Горин, флегматичный высокий и коренастый парень, просто садился за стол, складывал перед собой руки, опускал на них голову и сразу засыпал. Сначала я пытался с этим бороться, но потом узнал, что его родители, как и у многих в поселке, либо пили, либо находились в тайге. Среди шести детей Коля был старшим, и все хозяйство держалось на нем.

В седьмом классе числилось шестеро - три парня и три девчонки. С ними было попроще - пятеро собирались после школы поступать в железнодорожный техникум и старались хотя бы основные моменты по предметам усвоить. Шестого ученика, Витьку Усенко, я видел за полгода только дважды и оба раза он появлялся на уроках явно поддатый. Большую часть времени он проводил в городе, непонятно чем занимаясь, и в школу его явно не манило. Меня назначили классным руководителем. Раза три заходил к Витькиным родителям, но каждый раз они были настолько пьяны, что ничего внятного узнать не получалось.

На втором занятии, рассказывая новую тему, обнаружил откровенно выставленную в проход между партами коленку, наполовину прикрытую юбчонкой. Демонстративно внимательно записывая все сказанное, лишь иногда бросая на меня быстрые пытливые взгляды, юное созревшее создание свободной рукой медленно стягивало с коленки вверх край юбки, обнажая белое, уже почти освободившееся от летнего загара, бедро. При этом коленка игриво покачивалась из стороны в сторону.

– Так, Трофимова, ногу из прохода убрала! Для твоих лет коленка неплохо выглядит, но демонстрировать ее лучше не на уроке и, тем более, не мне!

Деланно-удивленный взгляд, сначала поднятый на меня, сменяется прысканьем и весельем всего класса... Господи, научи меня - как с ними справиться!

Самым большим был шестой класс, в нем по списку числилось 12 человек. Народ здесь подобрался разный. Почти все пацаны еще оставались малорослыми, но девицы уже вытянулись и начали наливаться и оформляться в нужных местах. Кто-то внимательно слушал, кто-то откровенно читал книжку под партой, кто-то хулиганил.

Особенно меня доставал Дима Синьков, сидевший на задней парте. Он на всех занятиях постоянно вертелся, в кого-то чем-то кидал, что-то выкрикивал, в общем, мешал уроку как мог. После пятого или седьмого предупреждения, я не выдержал и рявкнул:

– Синьков, морского ежа тебе...! Сейчас же выведу, и перед классом отжиматься от пола будешь!!

Тот радостно вскочил и, мечтательно улыбаясь, нараспев сказал:

– А что? Отличная идея! Мне нравится! Только надо будет Нельку Шнайдер подстелить, и я со всем удовольствием на ней поотжимаюсь!

Нелли Шнайдер, сидевшая на первой парте, весьма плотного сложения рослая девочка, весело захихикала, за ней заржал и весь класс. Я потерялся и просто стоял, не зная, что сказать или сделать. Этим детишкам было по 12 лет... Один Фарид Садыков, не имевший никогда и ни по одному предмету, кроме физкультуры, оценок выше "тройки", а вчера получивший от меня заслуженную "пятерку" за неточный, но старательный рассказ о жизни муравейника, вздохнул, встал и, подойдя к Синькову, молча ударил его кулаком в глаз. Завязалась драка, пришлось разнимать...

...

Мальчишки курили все поголовно, с первого класса. Среди девчонок - только половина из старшеклассниц. Предложения со стороны ребятни курить вместе мне показались педагогически неправильными. Пришлось на время занятий делать большой перерыв, или заходить в кабинет истории. Там, на перемене, вместе с Виленой Александровной, пенсионеркой, а ранее преподавательницей марксизма-ленинизма в Политехническом институте, можно было, не торопясь и в спокойной обстановке, выкурить сигарету. Иногда даже с чашечкой кофе...