Но насколько глубоко было ранено все ее существо! Потрясение, испытанное ею, было подобно тем катаклизмам, что переворачивают вверх дном мирную землю. Что за адский спектакль! Что за безумная и ужасная картина! Что за удар судьбы — страшный и в то же время иронический! Ее сын убивает ее отца в тот самый миг, когда после стольких лет разлуки и скорби она уже готова была обнять их обоих и зажить с ними в мире и нежности! Ее сын — убийца! Ее сын сеет вокруг себя смерть! Ее сын наводит на людей беспощадное оружие и убивает — с легким сердцем и даже испытывая при этом порочную радость!

Мотивы, которыми можно было все это объяснить, ее не интересовали. Почему ее сын так поступил? Почему его учитель, Стефан Мару, безусловно сообщник, а может быть, и подстрекатель, сбежал, прежде чем случилась драма? Вероника даже не пыталась ответить себе на эти вопросы. Она думала лишь об ужасной сцене насилия и смерти. И спрашивала себя, не является ли смерть единственным для нее выходом, единственной развязкой.

— Госпожа Вероника, — прошептала бретонка.

— Что? Что случилось? — воскликнула молодая женщина, выходя из оцепенения.

— Вы ничего не слышите?

— А что?

— Внизу звонят. Должно быть, принесли ваши чемоданы.

Вероника вскочила.

— Но что я им скажу? Как это все объяснить? Если станут обвинять мальчика…

— Ни слова, прошу вас. Предоставьте разговаривать мне.

— Но вы слабы, моя бедная Онорина.

— Ничего, так будет лучше.

Вероника спустилась вниз и, попав в обширную прихожую, выложенную черными и белыми плитками, отодвинула засов массивной двери.

За нею и в самом деле стоял один из матросов.

— Я стучался в кухонную дверь, — сказал он. — Мари Легоф, наверно, куда-то вышла. А госпожа Онорина дома?

— Она наверху и хотела бы с вами поговорить.

Несколько оробев при виде столь бледной и серьезной молодой женщины, матрос молча пошел за ней.

Онорина уже поджидала их на втором этаже, стоя в открытой двери.

— А, это ты, Коррежу? Слушай меня внимательно, но только не болтать, ладно?

— Что случилось, госпожа Онорина? Вы никак ранены? В чем дело?

Онорина вышла из дверного проема и ровным голосом проговорила, указывая на покрытые белыми простынями трупы:

— Господин Антуан и Мари Легоф. Убиты.

Лицо мужчины перекосилось, и он воскликнул:

— Убиты? Да как же это? Кто их убил?

— Не знаю, мы пришли, когда уже все было кончено.

— А… А как же маленький Франсуа? И господин Стефан?

— Исчезли. Вероятно, тоже убиты.

— А… а… Магеннок?

— Магеннок? Чего это ты вдруг о нем вспомнил, а, Коррежу?

— Потому что… потому что, если Магеннок жив, тогда другое дело. Магеннок любил повторять, что первым будет он. А уж он-то просто так ничего не говорил. Он всегда на три туаза под землю видел.

Секунду подумав, Онорина сказала:

— Магеннока тоже убили.

На этот раз Коррежу явно потерял присутствие духа: на лице его появился безумный ужас, какой Вероника уже не раз замечала у Онорины. Он осенил себя крестом и тихо прошептал:

— Стало быть… стало быть, вот оно как, госпожа Онорина? Магеннок ведь знал, что такое случится. Однажды он плыл со мной в лодке и сказал: «Это не за горами. Нужно отсюда уезжать».

И, не долго думая, матрос повернулся и поспешил вниз по лестнице.

— Погоди, Коррежу, — приказала Онорина.

— Нужно уезжать, так сказал Магеннок. Всем нужно уезжать.

— Погоди, — повторила Онорина.

Матрос в нерешительности остановился, и она продолжала:

— Я согласна, нужно уезжать. И завтра к вечеру мы уедем. Но прежде следует заняться господином Антуаном и Мари Легоф. Сейчас ты пошлешь сюда сестер Аршиньа — пусть пободрствуют эту ночь над мертвыми. Женщины они противные, но зато им это не впервой. Пусть явятся две из трех. Я заплачу каждой вдвое против обычного.

— А потом, госпожа Онорина?

— Вместе со стариками ты займешься гробами, а под утро мы похороним погибших в освященной земле, на церковном кладбище.

— А потом, госпожа Онорина?

— Потом ты свободен, и другие тоже. Можете собирать пожитки и отправляться на все четыре стороны.

— А как же вы, госпожа Онорина?

— У меня есть лодка. Ладно, довольно болтать. Ну что, договорились?

— Договорились. Нужно ведь провести здесь еще всего одну ночь. Думаю, за ночь тут ничего нового не случится?