Ему показалось, что она слегка покраснела.

— А что заставляет вас так думать? — осведомилась она.

— Дайте мне вашу руку…

Княжна протянула ему руку. Виктор долго изучал ладонь, потом произнес:

— Здесь как раз то, что я и рассчитывал увидеть. Вы кажетесь себе такой сложной, загадочной, а не самом деле являетесь простой и понятной натурой, и то, что я уже знал по вашим глазам и по вашему поведению, подтвердили линии вашей руки. Что странно в вас, так это сочетание смелости, постоянный поиск опасностей и… потребность в покровительстве. Вы любите одиночество, но бывают все же моменты, когда это одиночество становится для вас невыносимым, и вы зовете не важно кого, чтобы защитить вас от кошмаров, созданных вашим воображением. Вами нужно руководить. Вам нужен хозяин. Вы сильны в испытаниях и страдаете от скуки, теряясь перед рутиной, перед привычной монотонностью жизни. Таким образом, все в вас противоречиво: ваше спокойствие и ваш задор, ваш ясный рассудок и дикие инстинкты, ваша чувственность, ваше желание любить и стремление к независимости…

Он отпустил ее руку.

— Я не ошибся, не правда ли? Ведь вы такая, какой я вас вижу?

Она опустила глаза, уходя от его пристального взгляда, проникающего так глубоко в секреты ее души. Закурила сигарету, потом встала и переменила тему разговора, кивнув на газеты и заметив небрежно:

— Что вы скажете об этой истории с бонами?

Это был первый намек на дело, которое, без сомнения, составляло для них обоих главную реальность в мыслях и заботах.

Так же небрежно, как она спросила, он ответил:

— История очень темная…

— Без сомнения, — согласилась она. — Но все же есть новые факты.

— Новые?

— Да. Например, самоубийство барона д'Отрея, что по существу является своего рода признанием.

— Вы в этом уверены? Он покончил жизнь самоубийством потому, что ему изменила любовница, и у него больше не осталось надежды получить деньги, которые было попали в его руки. Но разве он убил папашу Ласко?

— А кто же мог его убить?

— Сообщник.

— Какой сообщник?

— Человек, убегавший из павильона. Он может быть и Гюставом Жеромом, и любовником женщины, скрывшейся через окно.

— Любовником этой женщины?

— Да, Арсеном Люпеном.

Она возразила:

— Но Арсен Люпен не преступник такого рода. Он не убивает…

— Он мог быть к этому вынужден ради своего спасения.

Несмотря на усилия, которые каждый из них делал, чтобы владеть собой, беседа, начавшаяся в безразличном тоне, принимала мало-помалу драматический характер, и Виктор наслаждался этим. Он не смотрел на нее, но догадывался, что она дрожит и чувствовал страстный интерес, с каким она задала следующий вопрос.

— А что вы думаете об этой женщине?

— Даме из кинотеатра?

— Вы полагаете, что это та самая женщина, что была в Бикоке?

— Да, черт возьми!

— И именно ее встретили в доме на улице Вожирар?

— Конечно!

— Тогда вы полагаете…

Она замолчала, не в силах продолжать.

Виктор взял это на себя и закончил:

— Тогда остается предположить, что это она убила Элиз Массон.

Он говорил тоном человека, допускающего гипотезу, его слова повисли в тишине, прерванной только ее вздохом. Он продолжал с той же непринужденной развязностью:

— Я не вижу ее ясно, эту женщину… Не могу себе ее конкретно представить. Она удивляет меня своей неловкостью. В ней чувствуется дебютантка. И потом это глупо — убивать ни за что. Если бы она убила, чтобы завладеть бонами, пусть. Но у Элиз Массон их не было. Отсюда следует, что преступление было абсурдное, безрассудное и безрезультатное. По правде говоря, дама эта не очень интересна…

— А что вас интересует в этом деле?

— Двое мужчин. Настоящих мужчин. Разумеется, это не д'Отрей, не Жером. Нет! Эти двое идут своим путем, никуда не сворачивая, прямо к цели, у которой они обязательно встретятся. Люпен и Виктор.

— Люпен?

— Он великий мастер. Способ, каким он после просчета на улице Вожирар выправил игру, найдя боны — великолепен. У Виктора то же высокое мастерство, поскольку он пришел к тому же выводу и обнаружил тайник в автомобиле…

Она раздраженно заметила:

— Вы думаете, что этого человека можно сравнить с Люпеном?

— Я это думаю. И вполне искренне… Я уже следил за другими случаями по газетам или по рассказам людей, замешанных в делах этого человека. Никогда Люпену не приходилось защищаться против таких яростных, скрытых и упрямых атак. Виктор не оставит его в покое.

— Вы думаете? — пробормотала она.

— Да. Он, должно быть, более ловок, чем полагают. Он напал на след.

— Комиссар Молеон тоже?

— Да. Положение складывается для Люпена плохо. Его заманят в ловушку.

Некоторое время она хранила молчание и, наконец, попробовав улыбнуться, негромко промолвила:

— Это было бы досадно.

— Да, — согласился он. — Как всех женщин, он вас покорил.

Она сказала еще тише:

— Меня покоряют все сильные натуры… Вероятно, они способны на глубокие чувства.