— Нема траспорту. Идите пешком. Воду и еду привезём на волах.

— Да они дойдут только к обеду, поедят и назад пойдут, — вмешалась Галя. Валентина устала от этих разговоров, вышла к студентам, села возле девушек и расплакалась. Из её слов, сквозь всхлипывания, нельзя было разобрать, в чём дело — она только повторяла, что не надо было соглашаться ехать руководителем. Пётр смотрел на неё, на притихших студентов, вчерашних школьников, встал и пошёл в сельсовет.

— Чего тебе? — рявкнул председатель. — Нянька я вам?

Пётр подошёл к телефону, снял трубку. — Как позвонить в райком?

Председатель прижал рукой рычаг. — Зачем тебе райком?

— Пусть разберутся, что с нами делать.

— Сядь, — сказал председатель. — Пойми, нет у меня шоферов. Нету!

— А машины есть?

— Две новенькие стоят в гараже. Шоферить некому.

Пётр расстегнул карман. — Вот права.

Председатель откинулся на спинку стула, вытер лоб платком, вошёл во власть и стал отдавать указания — коротко и ясно:

— Галина, возьми выписки на утварь, продукты, бензин… Как тебя там? — Заглянул в права: — Петро, бери машину, и чтобы я вас больше здесь не видел. Всё.

Бескрайняя степь, отданная под кукурузу. Километровой длины рядки, высохшие стебли выше человеческого роста, потерявшиеся среди них студенты — только голоса и солнце. К полудню привозили на волах арбузы. Возница показал как немцы ели их — разрезали пополам и черпали ложкой, как из миски. Обязанности распределились сами собой. На рассвете Пётр заезжал за звеньевой, они ехали на склад, получали продукты на день, привозили первую группу студентов, потом вторую, погрузка, разгрузка и так целый день до вечера. Валентина успокоилась, работала вместе со студентами, ничем не выделяясь.

Звеньевая Галя весь день ездила с Петром, оформляла бумаги в весовой и на станции. Бывало они подолгу ожидали разгрузки. Сидели в кабине, разговаривали.

— Отца моего бабушка за крынку молока выменяла. Пленных по шляху гнали, бабы вдоль дороги стояли — своих высматривали. Отец шёл последним, штаны в крови, еле ноги передвигал. На роду, видать, нам написано: поравнялся с бабушкой и упал лицом в пыль. Конвоир подошёл, пнул ногой, снял с плеча винтовку. Бабушку ноги сами вынесли. Подала крынку. «Отпусти, — говорит, — сыночка». Немец напился и крынку унёс. Всю зиму они с мамкой отца выхаживали.

— Раненый?

— Нет. Дизентерия. Травами поили. Летом обвенчали их с мамой. Церковь видел на холме стоит? Они там в книге записаны. Родилась я, а вскоре наши пришли. Всех подобрали — и на фронт. Месяца через два похоронку получили. Почему я тебе рассказываю? Похож ты на него. Помнишь, мамка позвала тебя в хату, топлёным молоком поила и всё смотрела как ты пьёшь? Понравился ты ей, на отца моего похож. Только глаза у него были тёмные карие, а у тебя не поймёшь какие. Ты в отца пошёл или больше на мать похож?

Пётр обнял баранку, опустил голову. — Не знаю. Детдомовский я.

Много раз проезжая мимо церкви, Пётр поглядывал в её сторону и никого не видел.

— Церковь действующая? — спросил он как-то у Гали.

— В монахи решил податься? То-то смотрю я шофёр чудной какой-то, сидит тихонько, руки не распускает, — она придвинулась ближе, Пётр обнял её свободной рукой.

— Так как насчёт церкви? Есть там священник?

— На кой он тебе? Попадья от него сбежала, он и запил горькую.

— Поговорить надо. Вопросы к нему есть.

— Поговорить с ним можно, он любит поговорить. Возьми бутылку и постучись вечерком. Он рад будет.

Пётр так и сделал. Его давно занимал вопрос: кто такой Христос и какое отношение к нему имеют евреи? Вручая ему «подборку», Дора Исаковна сказала: — Происхождение и история евреев записаны в Ветхом завете. К сожалению, Библию в наших каталогах вы не найдёте. При третьем израильском царе Соломоне Устный завет записали в Книгу книг. Греки тогда ещё не начали отсчёт своей истории, а Христос родился тысячу лет спустя.

Отец Григорий, молодой ещё мужчина, не удивился желанию Петра почитать Библию. Он разлил водку, поставил на стол соленья, дал Петру книгу и сказал:

— Читай. Что не поймёшь, спрашивай. Ну, за здравие…

Пётр отхлебнул глоток, чтобы поддержать компанию, прочитал заглавие: «Книги священного писания Ветхого и Нового завета», перевернул страницу — «Первая книга Моисеева. Бытие». Стал читать убористый текст, набранный мелким шрифтом. За оставшиеся две недели Пётр прочитал первую и вторую книги Моисеевы и одну книгу Нового завета — Евангелие от Матфея. Каждый раз, откупоривая очередную бутылку, отец Григорий спрашивал: