Шрифт:
– Так ты это даже не отрицаешь? – спросил Макс.
– Завтра буду отрицать, но сейчас я это признаю. У меня ужасный характер. Просто отвратительный! Но я просто не верю, что можно иначе. Я не могу сказать, что повидала жизнь, что знаю этот мир, но я уверена, что, чем ты добрее и лучше, тем хуже с тобой обойдутся.
Я замолчала. Мне стало почему-то жарко. Я глубоко вздохнула и сказала:
– Я плохой человек, я это знаю. И поэтому я знаю, что когда-нибудь я останусь совсем одна. Даже самым терпеливым надоест то, как о них вытирают ноги. Это меня пугает больше всего. Я не хочу остаться одной. Я боюсь.
– Фаер! – Дима присел на асфальте. – Есть многое, чего стоит бояться, но точно не это. Разве ты будешь одна? Разве это возможно?
Макс кашлянул и тоже приподнялся.
– Этого бояться не надо,- сказал он.
Я продолжала лежать и смотреть в небо. Мне ужасно не хотелось вставать, мне хотелось затянуть этот момент. И я, не понимая зачем, спросила:
– В чём смысл жизни?
– Э, куда тебя потянуло,- махнул рукой Макс.
– Не уходи от ответа,- строго приказала я.
– А разве тебя это волнует? Тебе ведь не так уж и хочется узнать ответ.
– Хочется! Ещё как! Если я раньше об этом никогда не говорила, это ещё не значит, что я об этом не думала! – мой голос подымался всё выше и выше. – Я много думаю об этом. Меня этот вопрос мучает. Я не хочу жить просто так. У всего должен быть смысл!
– Аристотель говорил, что смысл жизни – это служить другим и делать добро.
– Не хочу я знать, что думал какой-то там Аристотель! Ты мне лучше, скажи то, что думаешь сам!
– Зачем? Моим мыслям до мыслей великих людей далеко.
– Нет, ты всё-таки не ссылайся на слова других, а говори сам!
– Фаер, все великие мысли были уже сказаны. Поэтому лучше пользоваться тем, что уже есть, и изъясняться лаконично.
– Дима! – с надеждой позвала я.
– В чём смысл жизни? – он сам озвучил вопрос. – Я не знаю. Но я тоже когда-то об этом думал.
– И?!
– Смысл жизни мы видим в том, чего нам не хватает. Одинокие думают, что смысл жизни в любви. Те, кто сидит за решёткой, думает, что смысл заключается в свободе. Скучающее думают, что смысл жизни в чём-то великом и грандиозном,- улыбнулся одними глазами Дима.
– Как тебе? – с радостным вызовом спросила я у Макса.
– Ничего интересного. Я слышал идеи и лучше.
– Так расскажи мне их!
– Нет, я тебе не стану их рассказывать. Я лучше объясню тебе кое-что,- он провёл рукой по не расчёсанным запутанным волосам. – До тебя точно ни один человек искал смысл жизни. И все они приходили к выводу, что его либо нет, либо всё предопределено, и он ещё всплывёт. Однако я считаю, что первые были более рациональными в своих суждениях. Пусть они и уничтожали последние надежды на присутствие смысла.
– Как уныло! – вырвалось у меня. – Просто живём, просто умираем. Я не хочу это воспринимать!
– Не воспринимай,- безразлично ответил он. – В конце концов, всегда можно надеть розовые очки.
– Нет! Я хочу видеть правду. Как можно больше. Какой бы она не была. Я просто не могу закрывать глаза на все проблемы, не могу не замечать их.
– Принимать всё в себя тоже невозможно,- тихо сказал мне Дима. – А ложь иногда даже и лучше правды.
В этот момент он стал мне противен. Ложь никогда не будет лучше правды.
– Когда-нибудь я всё-таки найду смысл жизни.
– Когда-нибудь,- сухо сказал Макс.
И я замолчала. Макс и Дима не нарушали тишины. Им было видно, что я сейчас напряжённо думаю.
Смысл жизни. Вот зачем он нужен? Разве знание этой истины сделаем меня счастливее? Разве, если я узнаю, в чём смысл жизни, мир станет лучше? Нет! Миру нужны новые больницы, новые технологии и новые лекарства. Миру больше не нужны ответы на вечные вопросы. Вот только они нужны мне.
Наверное, я никогда не смогу сказать: «Я знаю, в чём заключается смысл жизни!» Но разве это грустно? Вся прелесть и весь ужас смысла жизни заключается именно в том, что его невозможно обрести.
– Я думала о том, что смысл жизни – это остаться живым,- сказала я, а лицо Макса сразу же изменилась.
Оно говорило: «Я тоже!» Но рот его сказал другое:
– Не ты первая, не ты последняя.
– Нет, но ведь в этом и есть смысл. Мы всё умрём. Те, кто хочет жить, умрут. Те, кто хочет поскорее покончить со всем, тоже умрут. Всё умрут. А что после нас останется? Ведь лет, эдак, через пятьсот о нас уже никто не будет знать. Даже родные. Вы же не помните своих прабабушек и прадедушек. И единственное, что я понимаю, это то, что нужно что-то изменить. Что-то изменить кардинально, и тогда тебя уже никогда не забудут.