— Мы подыщем вам что-нибудь соответствующее вашему статусу.

Теперь мистер Радж величественно раскинулся на сидении. Крылья его носа затрепетали от гордости, а сам он направо и налево расточал улыбки прохожим на тротуарах.

Вскоре мы доехали до «Гиппогрифа», и мистер Радж суетливо вышел из машины с моим багажом, словно компаньон на жалованье, и принялся торговаться с шофером, к моему стыду, обзывая его мошенником и грабителем. Шофер сказал:

— Я не люблю, когда меня вот так обзывает черномазый. Отправляйтесь в свою страну и там и сидите, там вам самое место.

Я отдал шоферу пять шиллингов и подмигнул ему, но он этого не заметил. Когда такси отъехало, Мистер Радж сказал:

— Теперь вы видите здешние трудности, которые должно проанализировать с научной точностью. Расовое предубеждение, кажется, весьма распространено в среде водителей такси.

Я предложил не перестающему говорить мистеру Раджу проследовать за мной в адское жерло клуба «Гиппогриф». Лицо управляющего Мэннинга объявилось в застекленной дверной дыре, кивнуло, скорчило мину, заметив моего говорливого спутника, и исчезло одновременно со щелчком открывающегося замка. Мы вошли. Розовый полумрак, музыкальный автомат, пара танцующих, обвивающая руками шею и талию соответственно. Элис Стылозадая, в девичестве Нахер, — за стойкой бара. А у стойки, первый в унынии, а второй — чуть не плача, сидят поэт Эверетт и карибский певец калипсо.

— Как приятно, — заулыбался мистер Радж, — типично английская картинка.

— Вопрос в том, — причитал вест-индиец, — куда мы катимся, приятель? Я и моя жена — британские подданные. Мой ребенок тоже британский подданный. В таком случае справедливо ли, что британские подданные должны спать на улице?

Но Элис и Эверетт узнали меня и заговорили оба одновременно, таким резким тоном, словно я в чем-то провинился перед ними. Я учтиво представил мистера Раджа. Эверет устало произнес:

— Да-да, мистер Радж уже хорошо известен в редакции «Гермеса».

Элис спросила:

— Вы его видели, да? Вы же только что из Лондона. Ваш отец дал ему ваш адрес. Где они? Что происходит?

Она не потеряла ни сна, ни веса. Взгляд ее был ясен, волосы сияли, ее прекрасное полноватое тело облегало что-то элегантное, но скромное. Здесь, очевидно, присутствовала лишь одна персона, мистером Раджем доселе не виданная, и он восхитился ею своими сверкающими глазами, и трепещущими ноздрями, и всеми своими многочисленными зубами.

— Истинное воплощение, — сказал он, — красоты английской женщины.

Комплимент был пропущен мимо ушей.

— Давайте, — потребовала Элис, — рассказывайте, что происходит.

— Меня попросили навестить их, — ответил я. — Ему нужно зимнее пальто.

— И всё?

— Он сказал, что зла не держит и что денег послать не может.

— Пусть подавится своими деньгами, — едко сказала Элис.

— Похоже, что у него их вовсе нет, — сказал я. — Мне пришлось дать ему немного. Он хочет начать небольшой бизнес. А сейчас они живут, как бы это выразиться, в крайней нищете, я даже повел их пообедать.

— Я не думаю, — восторженно сказал мистер Радж, — что удостоился чести быть представленным должным образом.

— Где они живут? — спросил Эверетт. — Я не могу позволить. Просто не могу. В конце концов, она моя дочь.

Он отхлебнул темного эля. Я вспомнил, что тоже жажду. Благовоспитанно поинтересовался у мистера Раджа, чего бы ему хотелось.

— Что вы закажете, то и мне, мистер Денхэм.

Элис порывисто откупорила два темных эля и налила, приговаривая.

— Не может он содержать ее. А она — его.

— Я думаю, что она, скорее всего, сможет, знаете ли, — сказал я.

И Элис сказала, покусывая губку:

— Шлюшка.

— Довольно, — обиделся Эверетт, — я не хочу этого слышать. Да и кто вообще все это начал?

Элис повернулась к нему, поставив, не глядя, эль перед мистером Раджем — мистером Раджем, сказавшим:

— Благодарю вас тысячу раз, прекрасная дама.

— Неужели нельзя просто немного развлечься без того, чтобы все вокруг принимали это всерьез? — спросила Элис.

Музыкальный ящик издал громкий джазовый «Аминь!» и сдох.

— Мы только хотели, — сказала Элис, слишком громко в наступившей вдруг тишине, — немножко повеселиться.

— Ну ладно, — сказал Мэннинг, появившись из гардеробной, одновременно служившей ему кабинетом, и похлопал по плечу вест-индского певца. — Спой-ка нам, парень.

— Как я могу петь, когда я бездомный? — ответил певец. — Вы могли бы петь, если бы оказались на улице?

Мистер Радж серьезно кивнул, глаза его улыбались. Он сказал: