342

плохой, бездарный. Потому что дело не в этом, а в отчаянном желании остаться на пленке во всей

своей целостности. И тело, и душа, и голос —

всё должно быть подлинным.

Ты обожал шестидесятые, называл их запоздалым

детством столетия. Многие твои любимые “черные

романтики” родом оттуда. В статье “Цвет воздуха” ты

сказал, что после шестидесятых началось “пространство

без воздуха, а значит, без любви”.

Ты, родившийся в начале 1959 года, часто рассу-

ждал о времени, которое совпало с первым десятилети-

ем твоей жизни, о его пластической талантливости

и его естественной киногении. Уверял, что многие

режиссеры, перейдя рубеж шестидесятых, потеряли

связь со временем, не смогли приспособиться к неки-

ногеничным семидесятым и восьмидесятым. Твои

любимцы Хичкок и Гайдай утратили свой безупречный

стиль. Ты сетовал на “пластический дефицит”

современного кино, на “кризис внешности” — когда

некого и нечего снимать.

Ты посмеивался над бесконечным потоком

дебютных ленфильмовских картин, над вычурными

жанровыми и стилистическими экспериментами, сделанными “на горловом нерве” (одно из твоих

словечек). “Самая пошлая акция на свете — это стрелять

из пушки по воробьям. Пошлость есть не что иное, как

несоразмерность целей и средств”. Но ты многое

прощал этим молодым режиссерам — за то, что они

рискнули. И жалел их за то, что киногению времени

им приходилось домысливать, высасывать из пальца.

Мне нравится, как ты написал про одну из таких

канувших в Лету картин: “«Австрийское поле» снято

оператором Дмитрием Массом красиво, очень красиво, слишком красиво, чрезмерно красиво (это не проба

стиля, а попытка адекватного описания)”. Кто знает, что эти бесстрашные люди, тоскующие по красоте, сняли бы в шестидесятые? Может быть, они стали бы

большими режиссерами?

Альпинистов шестидесятых ты называл “сектой

игроков со смертью” и цитировал Высоцкого: “Так

лучше, чем от водки и от простуд”. Уверял, что многих

шестидесятников “веселая эпоха просто не пустила

дальше” и что в мифологии шестидесятых Цибульский

погиб от пули, а не от водки.

“И подарил спивавшимся в годы застоя шестиде-

сятникам иллюзию того, что и они гибнут от пули, выпущенной временем им в спину”.

99.

344

22 января 2014

Привет, Сережа! Как мне все-таки странно тебя так

называть. Но моего второго Сережи со мной больше

нет, остался только ты. Сегодня 22 января, твой очеред-

ной день рождения. В календаре увидела, что помимо

твоих кумиров — Гриффита, Эйзенштейна и Джарму-

ша — сегодня родились Байрон, Ландау, Аркадий

Гайдар и Фрэнсис Бэкон. И что именно сегодня случи-

лось кровавое воскресенье. Тебе пятьдесят пять, вот

это да! Я всё пытаюсь представить, каким бы ты был, если б остался в живых. Наверное, всё таким же худым, сухим. Таким же быстрым и подвижным. Издалека

казалось бы, что ты совсем не изменился. А вдруг

отрастил бы живот? Или отпустил бы бороду?

Вел бы ты какой-нибудь киношный блог? Постил

бы на “Фейсбуке”, писал бы афоризмы в “Твиттере”, имел бы аккаунт в “Инстаграме”? Или люто высмеивал

бы все социальные сети и мою от них зависимость?

Считал бы их иллюзией общения, фейкбуком, тоталь-

ной редактурой жизни, признаком глубокого внутрен-

него одиночества? Или, наоборот, азартно пользовался

бы соцсетями как новым аналитическим инструмен-

том? Презирал бы смайлики, как презираю их я, считая

знаком интонационной беспомощности? Читал бы

лекции? Где? Как бы ты зарабатывал на жизнь? Как

сохранял бы свою гордость при неизбежной для твоей

профессии полунищете? Отказался бы ты от идеи

снять кино? Что сказал бы про кинодебюты Мурзенко

и Брашинского? Про московские выставки Тимура

Новикова? Про Любин фильм о мальчике-аутисте?

Как бы ты воспринимал новую хамоватую манеру

современных критиков? Ты никогда не позволял себе