Шрифт:
Подошла молоденькая девушка, по виду студентка, с рюкзачком, деловито поинтересовалась:
— Это про любовь?
— Нет.
Она удивилась:
— А про что?
— Про жизнь.
— А почему не про любовь?
— Я о ней ничего не знаю.
— Вот странно! Все знают, а он не знает!
— Врут, никто не знает. Только кажется, что знают.
— Какой же вы после этого писатель?
— Да уж какой есть….
Мучительно медленно тянулось время. Жора расхаживал по тесному пространству секции, включал микрофон, мурлыкал в него прельстительные тексты, довольно изобретательно импровизируя на темы моих романов. Публика не прельщалась. Подходили, уважительно, а чаще рассеянно, разглядывали книги, молча отходили. У стола долго крутились два пацана, лет по двенадцать, белобрысый и чернявый, не решались приблизиться. Наконец, решились.
— Вы правда писатель? — спросил чернявый.
— Вроде бы правда.
— А почему без бороды?
— Плохо растет. Клочками.
— Тогда понятно.
— Вы сами все эти книги написали? — включился в разговор белобрысый.
— Сам.
— А откуда вы все берете? Из головы?
— Из головы.
— Ну и голова у вас! А по виду так и не скажешь!
Отошли в сторону, начали вытаскивать из карманов десятки. Кажется, один автограф я все-таки дам. Если у них денег хватит.
К столу подсел довольно молодой человек интеллигентного вида, с больными глазами, с шелковым, артистически повязанным шарфом. Деловито полистал книги, заглянул в выходные данные. Восхитился:
— Все в этом году вышли! Как вам удалось?
— Повезло.
— А мне не везет. Три года назад написал роман. Все говорят — гениальный. А издавать никто не хочет. Суки. По-моему, даже не читают. В сто издательств посылал. Как сговорились: не подходит по формату.
— Но если все отказываются от романа, может он им не нравится, а тратить время на рецензию не хотят? — осторожно предположил я.
— Но ведь издают говно! Читать невозможно, с души воротит! Согласны?
— Бывает, что и говно.
— Ума не приложу, что делать.
— Напишите другой роман. Может, с ним повезет.
— Смысл? Будет то же самое!
— Тогда меняйте профессию.
Наш литературный разговор прервала холеная дама, типичная бизмесвумен, обвешенная пакетами:
— Кирилл, куда ты пропал? Я тебя потеряла. Что ты здесь делаешь?
— Разговариваю с писателем.
— Вы писатель? Настоящий?
— Я с этого живу.
— Значит, настоящий. Очень интересно, давно хотела поговорить с настоящим писателем. Отнеси все в машину, я сейчас приду. — Дама нагрузила Кирилла пакетами и села на его место. — Это ваши книги?
— Мои.
— Сто двадцать рублей, — посмотрела она на цену. — Четыре доллара. Тираж? Семь тысяч. Неплохой бизнес, а? — Для кого-то и неплохой.
— Сколько вы с этого имеете?
— Роялти. Восемь процентов от отпускной цены. Примерно три рубля с экземпляра.
— Всего-то? — не поверила она. — Сколько вы эти книги писали?
— Лет пять.
Она задумалась. Я представлял, какие цифры крутятся у нее в голове. Три рубля умножить на семь тысяч, умножить на шесть книг, разделить на пять лет. Итог ее поразил.
— Вы сказали, что с этого живете. Как можно с этого жить?
— Что вы, собственно, хотите узнать? — поинтересовался я. — Кирилл ваш муж?
— Не совсем.
— Если вас интересует, хороший ли из писателя добытчик, я вам скажу: нет.
— Ну, почему? — неуверенно возразила она. — Есть этот, Акунин.
— Есть. Но он давно женат.
Она ушла в тяжелых раздумьях. Я даже почувствовал угрызения совести. Бедный Кирилл. Но, может, я спас его от участи вечного нахлебника, о которого в семье вытирают ноги?
Последние двадцать минут тянулись бесконечно долго. Мучительно хотелось курить. Мучительно хотелось выпить, много, чтобы стереть из памяти позор этого дня. Ровно в семь Жора начал собирать со стола книги.
— А вы боялись, что книг не хватит. Всегда хватает.
Дома жена спросила:
— Много автографов дал?
Я буркнул:
— Не очень.
— Сколько?
— Два!..
Я нагло соврал. Автографов я дал целых один. Тем самым пацанам.
О сладкое бремя славы!..
Гений
Знаете, что самое страшное для человека любой творческой профессии?
Встреча с гением.
Году в 69-м в Норильск, где я работал на телевидении, занесло Володю Т., высокого молодого человека, который первый делом пришел в горком комсомола, представился знаменитым московским поэтом и потребовал организовать его выступления во дворцах и домах культуры, в центральной городской библиотеке и, конечно, на телевидении.