– Девушки не для этого рождены, – домик был уже совсем рядом, они остановились, еще держась за руки, и Эдвард посмотрел на Славю, не желавшую разжимать этот сдерживающий их вместе замок, – Понимаешь?

– А для чего тогда рождены девушки? – спросила она, посмотрев прямо в глаза, ожидая ответа. Кажется, сейчас они несколько ближе, чем требуют правила этикета, но вот так говорить об этом в такой момент было бы верхом занудства.

– Девушки рождены быть прекрасными, – уверенно сказал Эдвард, – Такими как ты. Добрыми, умными и прекрасными, чтобы у человека, что рядом с ней, в душе всегда был огонек, что она в нем зажигает и не дает погаснуть. И чтобы дарить ему ту цель, ради которой и будет жить, – он грустно вздохнул, снова вспоминая Изабеллу, как раз и дарившую ему такие чувства, дарившую ему тот самый смысл жизни, когда хоть что-то, кроме бесконечной мести, казалось важным.

– Эдвард… – Славя очень стеснялась этого вопроса, но все-таки смогла его из себя выдавить, покраснев еще больше и совсем смутившись, – Значит… у тебя есть такая девушка? – в ее голубых глазах легко читалась надежда, прикрытая только тем же самым смущением.

– Нет, – он покачал головой, и в глазах девушки на момент снова ярко вспыхнула искорка надежды, но тут же погасла, увидев, как изменилось настроение самого Эдварда, глубоко задумавшегося и погрузившегося в свои старые, давно не тревожимые воспоминания. Собравшись, он напомнил, – Мы пришли. Я сейчас дверь открою… Тут тебя подожду, ты не против?

– Конечно, – кивнула Славя, отойдя в сторону и отпуская его руку, дав возможность открыть дверь. Зная вожатую и ее легкомысленный подход практически ко всему, за исключением ораторского мастерства и его применения, можно предположить, что и ключи перепутала, но в этот раз все оказалось правильно, и замок, мягко щелкнув, открылся. Оставив ключ в скважине, Эдвард спрыгнул со ступеньки, дав Славе пройти внутрь, а сам, убедившись, что никого нет рядом, приложился лбом к прохладным доскам стены, прикрытых кустами от прямых солнечных лучей и нисколько не нагревшихся за день.

«Совенок» рвал его душу…Нет, даже не рвал, нельзя уничтожить то, чего нет. Наоборот, он словно собирал ее по кусочкам обратно, вытаскивая из тьмы забвения и обратно вставляя на место те ее куски, что когда-то были безжалостно вырваны, оставив на душе лишь обожженные раны, с какими сам Эдвард смирился и даже пытался считать частью самого себя. Воспоминания об Изабелле, возвращаемые этим пионерлагерем снова и снова пробуждаемые в этом месте, рвались теперь наружу, заставляя действовать неосознанно и необдуманно… Надо было успокоиться, собраться и прийти в себя… Славя, Алиса, Ульяна… эти девушки, равно как и остальные, окружившие его столь беззаботной радостью, веселостью и детской наивностью, не испоганенные жестокостью войн и беспринципностью политических игр, вытаскивали из него что-то доброе и хорошее, что в нем еще, оказывается, было… а он сам никак не мог этому помешать. Неужели то, как он вел себя сейчас, не просто очередная игра под прикрытием, как поступал в начале, и сейчас он поступает так не потому, что так будет менее заметен на фоне остальных, а потому, что действительно хочет так поступать?

– Эдвард, – Славя вернулась, держа в руках упаковки с картами, – Мы можем возвращаться. С тобой все хорошо? Ты какой-то уставший…

– День тяжелый получился, – пожал Эдвард плечами, вымучивая из себя улыбку, – Много беготни без особого толка. Не обращай внимания… Славя?

– Да? – она, как ни в чем ни бывало, снова взяла его за руку, когда пошли обратно. Ничего против, конечно, Эдвард не имел, присутствие этого чистого и наивного существа с двумя пышными косами рядом выметало из головы все ненужные сейчас переживания, оставляя только тихую радость от осознания того, что находится здесь и сейчас. А еще эта милая улыбка, от которой мысли сворачивались тугим узлом.

– Ты как в лагерь попала? – задал Эдвард первый пришедший на ум вопрос, давно уже застрявший в сознании, но лучшего момента, чтобы его произнести вслух, прежде не было, а сейчас им даже никто не мешал, аллея пустовала, не хватало только кочевых растений, катающихся по пустошам вместе с порывами ветра.

– По путевке, как же еще, – кивнула Славя, занятая картами в одной руке и сжимая ладонь Эдварда второй, она хотя бы сейчас не пыталась распутывать свои косы, справляясь с эмоциями, – Ты ведь тоже по путевке приехал…

– Я не совсем в том смысле, – Эдвард исправился, мысленно обругав себя за то, что не может толком сосредоточиться в ее присутствии, – Откуда ты приехала? И как?

– А! – Славя понимающе протянула первую букву местного алфавита. Странно, откуда он вообще знает местный алфавит? Хотя, наверное, это вопрос из той же серии, как и почему он вообще знает местный язык на уровне носителя. Девушка пояснила, – На поезде приехала в райцентр, а оттуда уже автобусом. Я так на Севере живу, далеко отсюда. У нас даже полярные ночи бывают, и даже северное сияние! Ты когда-нибудь видел северное сияние? – вот сейчас она напоминала Мику, но в этот момент почти прижалась к нему всем плечом, как-то по-детски доверчиво, что на японку совсем не похоже, та говорила так быстро лишь потому, что сознание опережало возможности ее связок, а здесь просто спонтанное излияние мыслей.

– Никогда, – покачал головой Эдвард, – Даже не слышал о таком явлении…

– Ой, ну как же! – Славя улыбнулась, – Это очень чудесное явление природы. Знаешь, все небо словно в огнях, и они переливаются всеми цветами радуги. Ты должен когда-нибудь увидеть северное сияние!

– Вот к тебе приеду и вместе посмотрим, – кивнул Эдвард в ответ, отчего Славя опять начала краснеть, вместо ответа просто прислонившись к нему и выдохнув что-то вроде согласия. Во всяком случае, он именно так и воспринял сейчас стеснявшуюся собственной откровенности девушку.