Шрифт:
Но мечтам его не суждено было исполниться…
– Извините, мадемуазель, – раздался над ухом другой голос, на этот раз мужской и совсем не мелодичный. – Я украду вашего кавалера на пару минут?
«Ну вот, похоже, начинается… – позади Сашиного стула стоял явный выходец с Кавказа, причем совсем не офранцузенный, как Шарль Азнавур или Анри Верней [17] , – самый что ни на есть абрек в полной своей красе. – А ты скучал… Видишь, повеяло чем-то знакомым…»
– Извините, Наташа, – поднялся он на ноги: не затевать же, в самом деле, разборки при столь милой даме. – У меня дела… Очень приятно было познакомиться. Мы сможем как-нибудь увидеться?
17
Шарль Азнавур – французский певец армянского происхождения (Шахнур Вахинак Азнавурян), Анри Верней – французский кинорежиссер и сценарист армянского происхождения (Ашот Малакян).
– Да… Но кто эти люди?
– Они мои… – Петров смерил кавказца взглядом с головы до ног, попутно отметив еще двоих, мнущихся у ограды. – Друзья… Извините еще раз.
Сам не зная что делает, он наклонился над столиком, взял Наташину ладонь в свою руку и прикоснулся губами к кончикам прохладных пальцев, как видел когда-то в кино.
А потом повернулся и зашагал к поджидавшим его кавказцам, оставив ошеломленную девушку в одиночестве…
– Ну и куда дальше? – Александр уселся на заднее сиденье припаркованного под липами «ситроеновского» минивэна, даже не думая сопротивляться «услужливым» незнакомцам, распахнувшим перед ним дверцу. Можно было, конечно, поднять шум, привлечь внимание редких в такой час прохожих (в основном туристов, кстати)… И, скорее всего, получить под ребро что-нибудь острое. Судя по всему, шутить ребята не собирались, и за их кожаными плечами явно маячила фигура Мамедова. Кто же еще мог отыскать человека-иголку в такой копне сена, как многомиллионный Париж?
«Чувствовал я, что добром это не кончится, – тоскливо подумал Петров и украдкой бросил взгляд на только что покинутый столик: Натали, похоже, сразу забыла о нем – ишь, как увлеклась разговором по сотовому. – Разве такая акула, как Мамедов, с деньгами так просто расстанется…»
– Чего озираешься? – повернулся с переднего сиденья «Азнавур». – Девушка понравилась? Ай, какая девушка! Персик! Хочешь, с собой возьмем? Место в машине еще есть.
Саша промолчал.
– Ну, не хочешь, как хочешь, – разочарованно протянул бандит (ну не доктор же наук из близлежащей Сорбонны, в самом деле!). – Прокатились бы с ветерком.
– Куда?
– Да тут недалеко, ты не волнуйся, – абрек скалил зубы, наполовину металлические. – Давай, – кивнул он шоферу…
– Шарль? – взволнованно говорила, почти кричала тем временем Натали в трубку. – Это ты, Шарль?
– Да, это я, – иронично отвечал невидимый Шарль. – Как это ни странно – я. Или ты надеялась найти по этому номеру другого? Вообще-то, я, в отличие…
– Шарль, милый!..
– Вот тут извините, – невидимый Шарль был непреклонен. – Да, я был когда-то для тебя милым, даже, осмелюсь заметить, любимым, но…
– Потом, Шарль! Об этом – потом. Понимаешь, минуту назад какие-то незнакомцы посадили в машину одного человека и увезли…
– Стоп, – подобрался Шарль. – Что за человек? Что за машина? Номера запомнила?..
Разве мог иначе вести себя инспектор полиции двенадцатого Парижского округа?..
Квартира была большая, старинная. Наверное, в ней лет двадцать назад доживал свой век кто-то из старых аристократов, помнивших довоенный Париж. Не Париж сорокового, который вскоре ожидало нашествие ненавистных бошей, а Париж четырнадцатого, с неторопливо прогуливающимися по бульварам, под руку с кавалерами, дамами в кринолинах, извозчиками, уступающими дорогу редким еще авто, и неистребимым духом старого галльского легкомыслия, изрядно потускневшего за прошедшие десятилетия…
Но старина давала трещины и осыпалась пластами, как старая штукатурка, под натиском молодого двадцать первого века. Плоский ЖК-телевизор под портретом какого-то надутого офицера, затянутого в старомодный мундир, стопка DVD в ярких обложках на полке книжного шкафа, рядом с тисненными золотом корешками толстенных томов… Только до камина, топящегося, несмотря на теплую, в общем-то, погоду, технологический прорыв не добрался – никакой голографической имитации, самые что ни на есть настоящие поленья, пылающие жарким огнем и плюющиеся крошечными угольками на пол, хозяйственно выложенный в этом месте керамической плиткой.
«Чудики какие-то, – подумал Саша, против воли наблюдая за прихотливым танцем огненных чертиков за темной от времени фигурной решеткой. – Теплынь на дворе, а они тут целый мартен раскочегарили…»
Он вспомнил гораздо более скромную печурку в деревенском бабушкином доме. И то, как любил просиживать перед ней на зимних каникулах долгие вечера, просовывать в круглые дырочки чугунной дверцы осторожно отщипнутые от березового полешка лучинки, жадно пожираемые такими же, как здесь, огненными бесенятами… И ночевки у костра с папой.
– Понравился? – дружелюбно спросил по-прежнему безымянный кавказец (сходства с Азнавуром все-таки было маловато), усаживаясь напротив Саши в жалобно пискнувшее под его литым телом старинное кресло. – Мне советовали кирпичом заложить. Мол, сквозняки и все такое, да и копоть от него… А я, понимаешь, люблю огонек. Чтобы дымком пахло, чтобы по-настоящему…
– Ты меня сюда притащил камином любоваться? – невежливо перебил словоохотливого абрека Петров.
– Да нет, – облокотился на стол хозяин. – Не камином.