Сергей Хелемендик:

А может быть, все-таки главным поражением и началом катастрофы стал расход трех ветвей единого огромного и великого народа, ставший на самом деле неожиданностью? Я не имею в виду формальную сторону распада СССР — да, союзное государство сознательно развалил Ельцин, — но ведь после развала шли годы, и никто не думал, что мы действительно расходимся до такой степени, что в Киеве будут объявлять Москве войну.

Виталий Захарченко:

Да, это была катастрофа, но поначалу ее как катастрофу никто не воспринимал. Ждали чего-то нового, хорошего, самостоятельности, каких-то возможностей. Бандитской приватизации и обнищания народа поначалу никто не ждал, думаю, и в России тоже.

Ждали перемен к лучшему. И между прочим, некоторые этого хорошего действительно дождались.

Я убежден, что внутри великой геополитической катастрофы распада СССР была почти такая же большая катастрофа расхода русских, украинцев и белорусов. И это был уже не волюнтаристский распад, это был реальный раскол, который занял много лет, который происходил в умах и душах людей.

Новые элиты Украины получили вдруг невиданную власть, о которой в советские времена не могли и мечтать даже в самом сладком сне. И эта власть им понравилась, очень понравилась, они привлекли на свою сторону значительную часть народа именно с этой идеей: нам будет лучше, свободнее, богаче отдельно от России.

Могу даже допустить, что они в это искренне верили, потому что им на самом деле стало и лучше, и свободнее, и намного богаче.

Но я вернусь к сути вашего вопроса — что, собственно, Россия делала не так, как могла бы сделать, в чем не использовала возможности, которые были? А они были — и были на самом деле огромные.

Я попробую посмотреть сейчас на всю постсоветскую историю Украины как на целое, как бы сверху. Думаю, было глубинное непонимание перемен на Украине. Все вроде бы всё видели, изучали даже, все со всеми общались, но, как окончательно выяснилось с началом так называемой «оранжевой революции», видеть видели, но не понимали. Вернее, понимали неправильно. Я бы не сказал даже, что понимали как-то поверхностно, — нет, понимали глубоко неправильно, неадекватно.

Сергей Хелемендик:

Вы говорите сейчас о глубинном непонимании лидеров России?

Виталий Захарченко:

Не только лидеров. И даже не столько лидеров, а всей верхушки, или, как говорят, всего политического класса. Когда нужно было решать чеченскую войну, когда в Москве захватывали заложников на Дубровке, руководству России все равно кто-то что-то сообщал об Украине. Давал оценки, строил стратегии. Но это не было на первом месте и даже не на втором. Существовали другие приоритеты, и Украины в их числе не было.

Или, скажем по-другому, России было очень долго не до Украины: вот она есть, вот она рядом, бизнес идет, политики сотрудничают. И я думаю, руководству докладывали, что все хорошо, все замечательно. «Да ведь они наши, да ведь они братья, да ведь у них все как у нас, да куда они от нас денутся, экономически это неразрывно, без России им никуда».

Такое понимание преобладало долго, и не только в силу инерции. Это все правда и сейчас, но происходили перемены, несмотря на все это, которые русская политика не то чтобы не заметила, а скорее неправильно оценила. Точнее, недооценила. Вот эта недооценка происходящего была фатальной ошибкой, если мы все-таки используем это слово.

И я хочу отдельно подчеркнуть — непонимание и недооценка были не только в России, но и на Украине: часть украинского политикума, оппозиционная к «оранжевой» власти, или, если хотите, пророссийски настроенная, этого тоже недопоняла.

Сергей Хелемендик:

Что именно недооценили? Исходя из ваших слов, получается, что прежде всего переоценили значение всего того общего, что связывало, связывает и будет связывать десятки миллионов людей, живущих на Украине, и десятки миллионов россиян.

Виталий Захарченко:

Недооценили интенсивность и глубину перемен в украинском обществе. Недооценили то, что эти перемены хотя и были похожи на перемены в России, но все же были другими. Всем казалось, и я боюсь, многим еще и сегодня кажется, что все происходило как бы под копирку. А это не так.

Если называть главное — недооценили опасность украинского национализма и тем более угрозу его перерастания в украинский фашизм. Эта недооценка случилась и на Украине, и в России, и именно она породила поток неадекватных реакций и плохих решений или, хуже того, в нужный момент решений просто не было. Переворот на майдане был лишь кульминацией этой недооценки.