– Здравствуйте, – произнесла она, – Мне нужны родственники или близкие Нэтали Лоуренс.

На ватных ногах я поднялся со своего места и хрипло сказал:

– Я ее бойфренд. У нее никого из родственников нет... – Как вас зовут, молодой человек? – спросила она. – Скотт Хоуинг, – ответил я. – Я – доктор Лурдес Гонзалес, хирург проводивший операцию. Мы можем переговорить наедине? – спросила она.

Я кивнул. Мы отошли в дальний угол холла, к окну. Сердце бешено колотилось.

– Давайте присядем, – предложила она, и мы сели на такой же диванчик. – Пуля, ранившая мисс Лоуренс, нанесла серьезные повреждения. Она пробила лопатку прошла между ребрами и повредила подключичную артерию, поэтому было столько крови, – сказала она, кивнув на майку в моих руках.

Я посмотрел на ткань, раскрыв ладонь, и снова ее сжал.

– Мы сделали все возможное, но мисс Лоуренс потеряла слишком много крови... Мистер Хоуинг... Скотт. В двадцать три тридцать сердце мисс Лоуренс остановилось. Все реанимационные мероприятия не принесли результата. Она умерла. Мои соболезнования, – сказала она, но последние слова я услышал словно из-под воды.

Мир потерял свои краски. Ребята на другом конце холла стояли и смотрели на нас, словно с черно-белой фотографии, по их лицам текли слезы. Звуки, все это время окружавшие меня, стихли. Доктор Гонзалес все еще что-то говорила, положив мне руку на плечо, но я ее не слышал. Лишь одна фраза заполнила все мое сознание: «Она умерла...»

Я встал с дивана и на негнущихся ногах пошел прочь. Ребята попытались меня остановить, но я вырвался и продолжил путь. Коридор, лестница, главный холл, улица...

Сначала я просто шел, потом побежал. Без цели, без маршрута. Просто подальше от места, где все мои надежды погибли на операционном столе...

Не знаю как, наверное, мое подсознание вело меня, но я оказался на подъездной дорожке нашего дома...

Долго смотрел на темные окна, в надежде, что вот-вот и где-нибудь зажжется свет, и я войду и увижу ее сидящую на диване, уткнувшуюся в экран ноутбука... Простоял так минут пятнадцать и, наконец, увидел слабый свет где-то внутри дома и рванул к входной двери. Долго пытался выудить ключи из кармана, открыл ее, вошел внутрь и крикнул на весь дом:

– Нэтали!..

Но ответом мне была лишь тишина. Послышались тихие шаги, и из нашей спальни вышел Митчелл.

– Скотт. Слава богу, с тобой все в порядке, – тихо сказал он.

Я долго смотрел на него, а потом упал на колени, уткнулся в ладони и разрыдался. Боль, заполнившая меня, стала моим миром...

Теплые худые руки обняли меня, тихий родной голос пытался успокоить, но ничего не помогало. Хотелось кричать, чтобы стало легче, и я кричал, но легче не становилось. Вскоре сил уже не осталось...

Митч помог мне подняться с пола и отвел в спальню. Снял с меня обувь и укрыл пледом. Я обнял подушку Нэтали, все еще хранившую запах меда и ванили, и провалился в сон без сновидений, надежд и веры в то, что когда-нибудь все будет хорошо...

Проснулся я от того, что кто-то был в комнате. За окном был день. Я повернул голову и посмотрел на вторую половину кровати — там было пусто...

– Скотт, ты проснулся? – услышал я голос Митча.

Приподнял голову и увидел, как он перебирает вещи Нэтали. Обратив внимание, что я смотрю на него, он тихо сказал:

– Нужно что-то подобрать для... – и отвернулся, роняя вешалки, которые только что держал в руках.

Подняв их, он положил их на кровать и опустился на нее рядом.

– Почему так? Скотт? – тихо спросил он.

Я не знал, как ответить на этот вопрос. Мы долго молчали.

– Митч, я хочу ее увидеть, – тихо сказал я, не узнавая собственного голоса. – Мы можем поехать в больницу, – ответил он.

Я кивнул, поднялся с постели и побрел в ванную. Ноги безумно болели, но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью, что теперь стала смыслом моей жизни.

Кое-как приведя себя в порядок, я вернулся в комнату и обнаружил на кровати черные майку с цифрой девятнадцать на груди и джинсы. «Откуда Митч ее откопал? Я уже и забыл про нее», – подумал я и надел вещи. Долго выбирал какую кепку надеть и вспомнил, как мы с Нэтали почти поругались из-за них. Снял с держателя джинсовую с «California Vintage», подумав, – «Она ей так нравилась...», – надел ее задом-наперед и пошел на кухню.

Митч уже хлопотал перед плитой.

– Тебе нужно поесть, – сказал он.

Но, честно говоря, только от вида еды к горлу подкатил комок.

– Митчи, мне совсем не хочется, – сказал я. – Тогда хотя бы попей кофе, – уговаривал он меня.

Я сел за стол, и Митч поставил передо мной кружку с горячим напитком, источающим бодрящий аромат. Сделав пару глотков под пристальным взглядом брюнета, я сказал:

– Поехали.

Он кивнул и вызвал такси. Через десять минут оно просигналило, и мы вышли к машине. Путь до больницы занял целую вечность, как мне показалось, но, наконец, автомобиль остановился у главного входа медицинского центра. Мы вышли из такси и вошли в главный холл. У стойки ресепшен я увидел ребят и доктора Гонзалес.