– Открой! Тебе все равно некуда деться! – ревел я, барабаня кулаком в дверь. – Я ее выбью! Открой или будет хуже! – не унимался я.

Время шло, я пытался выломать дверь, пытаясь добраться до цели и мне это почти удалось, но в какой-то момент, кто-то грубо схватил меня за майку и швырнул назад. После этого тяжелое уселось на меня, фиксируя руки.

– Ты охуел, Хоуинг! – раздался надо мной громкий и злой голос Дэниэла. – Отпусти меня! – хрипел я. – Ты что творишь?! Совсем мозги пропил?! – орал Дэни и со всего размаху, держа одной рукой мои, дал мне пощечину.

Из глаз рефлекторно брызнули слезы, и мозги встали на место, но злость осталась.

– Отпусти, – сквозь зубы процедил я. – Успокоился? – уже тише спросил Дэниэл.

Я кивнул. Он отпустил мои руки и слез с меня. В этот момент Ави выводил заплаканную Саманту из ванной.

Я сел на подлокотник кресла в гостиной, опустив голову и сжимая кулаки. В душе перемешались обида и злость.

– До чего ты докатился, Скотт, – услышал я тихий голос Митчелла, который все это время стоял у входа на кухню, наблюдая за всем происходящим. – Тебе-то какая разница? У тебя все хорошо! Просто отлично! Любимый человек рядом! Новая квартира! Жизнь прекрасна! А что осталось мне? Пустой дом? Одиночество? И куча бесполезных вещей? – во мне закипала ярость.

Я схватил со стены часы с боем и швырнул в противоположную стену.

– Они мне не заменят ее! – кричал я.

Переместился к камину и начал кидать, стоящие на нем вещи.

– Фотографии не заменят ее живого взгляда, – рамка отправилась в недолгий полет и разлетелась, напоровшись на косяк.

Схватив в руки мелкие сувениры, которые мы привозили из каждого города, в которых проходили наши концерты, я начал их запускать в стену.

– Этот хлам не подарит мне новых воспоминаний!

Подошел к маленькому декоративному столику у дивана, на котором стояла лампа, схватил ее и, крича:

– Эта дрянь не согреет меня холодной ночью! – разбил ее об пол.

Я срывал картины, переворачивал мебель и кричал. Митч все это время молча, наблюдал за моей истерикой.

Последним мне в руки попался какой-то продолговатый сосуд, похожий на мяч для американского футбола. Я занес руку, чтобы и его отправить ко всем этим ненужным вещам, но остановился от истошного крика Митчелла:

– Скотт! – он с ужасом смотрел на предмет в моей руке.

Я опустил ее и посмотрел, что же так испугало брюнета, и чуть не лишился разума. В моих руках была урна с прахом Нэтали... В один из особо тяжелых дней, я напился и перенес ее в гостиную, чтобы не напоминала о причине моего состояния, и, видимо, так и оставил ее здесь.

Медленно подошел к камину и бережно поставил урну на полку, с ужасом смотря на нее. Я развернулся к Митчеллу, в его глазах стояли слезы, и он с жалостью смотрел на меня.

Я попытался что-то сказать в свое оправдание, но не успел. Преодолев за пару шагов расстояние от прихожей до гостиной, Каплан сходу выписал мне награду за мое поведение ранее хуком справа. Видимо, Саманта поделилась подробностями. Комната поплыла, и я отключился.

Через какое-то время я пришел в себя посреди осколков и обломков, когда-то дорогих сердцу вещей. В доме было тихо. Я поднялся с пола и направился на кухню.

– Очнулся? – услышал я обреченный голос Дэнила и вздрогнул. – Я это... – попытался хоть как-то оправдаться я. – Ты – сволочь! – чуть громче сказал Дэниэл, вращая стакан наполненный виски и смотря на его дно.

Я застыл. А Дэниэл продолжил:

– Ты дважды получил в дар, то что большинству дается лишь раз. И как ты им распорядился? – О чем ты? – не понял я, уставившись на него изумленными глазами. – Я про жизнь! Первый раз ты его получил, когда родился! А второй, когда Нэтали закрыла тебя собой! И вот так ты ценишь это?! Уничтожая себя?! И насилуя малолеток?! – Дениэл уже, буквально, кричал.

Он отшвырнул стакан, который заскользил по столу, стукнулся об стену и по инерции вернулся к середине.

– Порой я думаю, что было бы лучше, если бы та пуля попала в тебя, – тихо сказал он, проходя мимо меня и перешагивая через обломки рамы от какой-то картины.

Вскоре входная дверь хлопнула и дом погрузился в гробовую тишину.

Я еще долго стоял, застыв и осознавая слова Дэниэла...

На следующие утро я проснулся впервые за долгое время без похмельного синдрома. Приведя себя в порядок, я переодел одежду и начал убираться. Выбросил, наверное, тонну пустых бутылок. Собрал в мусорный пакет последствия своего разгрома и вынес к контейнерам. С каждым кусочком, когда-то любимых вещей, из души уходила частица боли, которая, фактически, стала моей жизнью. Когда дом приобрел более или менее жилой вид и перестал походить на место бедствия маленького катаклизма, я сел на диван и прислушался к собственным чувствам.