С мыслями о будущем я вернулся домой.

Жил я в маленькой квартирке на первом этаже. Стеклянные двери гостиной выходили в каменистый садик, усаженный лавровыми кустиками. Открыв входную дверь, на мгновение я застыл на пороге: показалось, что в квартире на удивление холодно. С утра день был теплый, но после полудня поднялся северный ветер, и мне показалось, что он прогулялся по комнатам и выстудил их. Я протянул руку, чтобы включить свет, нажал на кнопку, но ничего не случилось. Странно, лампочку недавно меняли, однако она не вспыхнула, залив светом пространство, и я по-прежнему стоял в темноте. Сунув руку в карман, я достал спички. Чиркнув, поднял руку над головой и сделал шаг в комнату. Что-то сверкнуло, раздался взрыв, я отпрыгнул. Спичка погасла. Пока я зажигал вторую, эхо взрыва замолкло, и в комнате установилась тишина. Мне казалось, что от резкого шума все в доме должны проснуться, но этого не произошло. Еще с минуту я стоял в темной комнате – по-прежнему ничего. Опять зажег спичку, посмотрел на светильник и увидел, что лампочки в нем нет. Тогда я вернулся в холл, вывернул там лампочку из патрона и вернулся в свою гостиную. Ввернул, зажег свет, огляделся и понял, почему так холодно. Дверь в сад, которую, уходя, я оставил чуть приоткрытой, была распахнута настежь. А у моих ног на ковре лежал моток толстой черной бечевки, о который я, видимо, и споткнулся. От мотка бечевка вела к двери в сад. Это старый трюк, хотя сейчас к нему прибегают редко. Устанавливаешь оружие в подходящем месте, привязываешь бечевку к спусковому крючку, другой конец ее протягиваешь так, чтобы жертва, войдя в комнату, непременно ее задела, а сам прячешься где-то подальше. Жертва входит, натыкается на ловушку, падает, ружье стреляет, и хотя цель в любом случае достигнута – несчастный если не покалечен, то перепуган, у этого метода есть свои недостатки.

– Это, – мрачно сказал я себе, – прекрасный повод обратиться в полицию.

Я туда позвонил, и ответил мне сержант Фишер.

– Кто говорит? – осведомился он.

– Моя фамилия Арнольд.

– Какой именно?

– Ричард Арнольд.

– Это у вас пропал силихем-терьер?

– Нет, не у меня. Нет у меня силихем-терьера и никогда не было. Не люблю силихемов. Если заводить собаку, то уж, конечно, не силихема.

Фишер сказал в сторону:

– Нет, это не про собаку, – а потом мне: – Тогда в чем дело?

– Думаю, попытка убийства, – вздохнул я.

– Домашние дрязги, – в сторону сообщил он.

– Ничего подобного! – возмутился я – Кто-то пытался убить меня в моем собственном доме!

– Вы бы лучше пришли в отделение и толком все рассказали, – неспешно произнес Фишер. Думаю, что и Судный день не потревожит нечеловеческого спокойствия полицейских. Подобно докторам, они просто непробиваемы, пока кто-то не обратит свои ружья против них.

– Лучше будет, если вы придете сюда, – сказал я. – Разве вам не следует произвести осмотр места преступления?

– Есть убитые?

– Нет, благодарение Богу, я спасся.

– А что произошло, сэр?

– Всего лишь трюк с бечевкой, привязанной к спусковому крючку.

– Ага! Так что же случилось?

– Приходите – увидите, – сердито сказал я и бросил трубку.

Фишер явился без излишней поспешности и отнюдь не отличался сметливостью. С серьезным видом выслушал, что я имею ему сказать, и склонился над бечевкой, которая по-прежнему тянулась к выходу в сад.

– Есть какие-то соображения, сэр, с чего вдруг кому-то вздумалось вас убить? – спросил он, а мне пришло в голову, что из него вышел бы отличный дворецкий. Имелась у него этакая обходительность, которая была бы уместна на сцене, где, на мой взгляд, все вечно преувеличено.

– Есть. Убить меня хочет человек, которому не хочется, чтобы его самого убили, согласно закону, – сказал я.

Физиономия Фишера приняла страдальческое выражение. Один к одному преданный дворецкий выражает свое неодобрение юному наследнику, попавшему в переделку.

– То есть?

– Этот тип, кто бы он ни был, знает о моей деятельности в связи с делом Росс.

Сержант поджал губы.

– А, так вы все-таки настаиваете на своем? – На этот раз он не прибавил почтительно «сэр».

– Мои убеждения не претерпели никаких изменений, – сообщил я.

Фишер пожал плечами. Похоже, в его глазах я был все равно что еретик, в Средние века вышедший из рядов правоверных, дабы создать собственное вероучение, и во время ближайшего аутодафе инквизиция сожжет меня на костре. Таким образом, он дал мне понять, что, поскольку с полицией я во мнениях расхожусь, ждать от нее защиты с моей стороны нелогично.

– Короче говоря, вот факты. Придя домой, я обнаружил, что лампочка в гостиной вывернута, дверь в сад нараспашку и мне подстроена смертельная ловушка.

– Вы нашли оружие, сэр?

– Нет. Тот, кто это задумал, видимо, дожидался, чтобы увидеть, увенчается ли его план успехом, и когда увидел, что нет, убежал.

– И успел забрать оружие?

– У него было на это время. Пока я пришел в себя, пока сходил за лампочкой, пока пересек комнату…

Фишер подошел к стеклянной двери в сад.

– Так. Бечевка оборвана… нет. – Он наклонился поближе, вглядываясь. – Обрезана! И похоже, что ножницами. Странно, однако. На мой взгляд, в таких случаях пользуются ножом.

– А на мой взгляд, все эти бечевки ему следовало смотать и забрать с собой, – сказал я. – Случается, преступника выдает улика и менее заметная, чем бечевка. Помните Робинсона и спичку, испачканную в крови?

На Фишера моя эрудиция впечатления не произвела. Он осматривал ветку.

– Видите, она за сучок зацепилась. Вот отчего ему пришлось обрезать ее, бечевку эту. Наверное, он дожидался, чтобы забрать пистолет или что у него там, чтобы его по нему не вычислили. Вы сказали, пуля вас не задела?