Тепло. Светло. И так приятно запахло печеным хлебом.

Засуетилась старуха, забегала.

Моей «жене» принесла рубашку, шерстяные чулки, пеструю кофту и туфли.

Отвела ее в соседнюю комнату и помогла стащить набухшие сапоги.

Обо мне позаботился ее старший сын, Микко. Предоставил мне свое белье, суконные брюки и свитер.

— Вот тут и отдохните, на этой кровати. Мать кофе сварит, выпьете один кнорри [3] и спать, — сказал он, раскладывая на скамье платье.

Я переменил белье, напялил свитер и толстые чулки.

Приятное чувство тепла клонило ко сну.

Запас валюты промок; мне пришлось разложить на печке десятки тысяч финских марок, и я решил сторожить.

Но Микко уговорил идти к «жене», а «марки» сами, дескать, высохнут.

Я сообщил ему количество денег и пошел в комнату, отведенную Залькевич.

Если теперь мое положение и было смешным, я все же решил приступить к «семейной жизни».

Залькевич, на мой стук, открыла мне дверь. Куда девалась «кинозвезда»?

Передо мной была измученная, исхудалая крестьянка, с выражением животного страха в глубоко ушедших в орбиты глазах…

Четыре дня мы отдыхали в доме проводников, тем временем средний брат Антти съездил в Выборг и приобрел нам приличное платье и обувь.

Ранним утром мы сели в сани и Микко повез нас в ближайшую деревню, откуда нас в Райяиоки доставил местный купец — финн Итконен.

Так как по дороге к железнодорожной станции были расставлены воинские патрули, проверявшие документы, ехать в санях купца было надежнее, чем с Микко. Он и избрал такой маневр для отвода внимания.

«Купец» взял за дорогу в семнадцать километров три тысячи марок. Два раза осматривали наши документы бравые солдаты, все сошло благополучно.

Документы были на подлинных бланках сфабрикованы в Финской секции Коминтерна. На станции снова потребовали документы и, проверив наши, взятые у Микко, чемоданы с провизией, любезно извинившись, козырнули «шюцкористы» и впустили в зал.

Билеты до Выборга купил купец.

Я слыхал, как он пояснял стоявшему около кассы солдату, что едет на выборгскую ярмарку покупать «свояченице» корову. Итконен, однако, с нами доехал до первой станции и, распрощавшись, сказал, что Микко будет в следующем вагоне. На станции Мустамяки вошли в вагон двое статских — агенты политполиции.

Потребовали документы.

Спросили, куда едем, и, удовлетворившись моим ответом, отметили на «ленсманской» бумаге визу.

Перед самым Выборгом тоже, и второй этап прошел благополучно.

От Выборга до Гельсингфорса ехали вместе с Микко. Поздно вечером прибыли в Гельсингфорс.

Микко нанял такси.

Прибыли в Тээле — на конспиративную квартиру.

Хозяин квартиры, «портной» Якима, был, как потом оказалось, коммунистом — участником мятежа 1918 года и лишь недавно выпущенный из Катаянокской тюрьмы. Портным он фактически не был, но для прикрытия своей деятельности имел вполне оборудованную мастерскую и даже немалый запас тканей. Работали у него подмастерьями пять профессионалов портных, все члены Мопра и Комъячейки.

Финская секция выдавала ему ежемесячно 15 000 марок для содержания мастерской по изготовлению военного обмундирования.

«Клиентура» состояла из нижних чинов местного гарнизона и приезжих агентов шпионажа.

Сличив половину моего мандата, написанного на шелковой бумаге, «портной» предоставил нам комнату.

Микко произвел со мной окончательный расчет и попросил дать расписку в том, что «масло и сыр» получены, что означало условленное — благополучно прибыли.

После ухода Микко «жена» сказала:

— Содрали с нас немало эти парни, но доставили отлично.

Подсчитал деньги — оставалось пятьдесят девять тысяч. На перевоз ушло почти сорок пять тысяч.

Заглянул хозяин, предложил поужинать и сообщил, что утром придет особоуполномоченный. От ужина мы отказались — пережитое за эти дни настоятельно требовало отдыха…

Утром, после завтрака в нашу комнату вошел высокий, элегантно одетый господин и назвался Кирштейном.

Было ему лет под сорок — скуластое, упитанное корявое лицо, глубоко сидящие серые глаза и приплюснутый нос выдавали его «породу».

— Вы номер 794? — спросил он, развалившись в кресле и положив мясистую руку с искусанными ногтями на пальцах на стол.

— Да, — ответил я.

— Деньги у вас остались?

— Около шестидесяти тысяч есть и бриллианты, — ответил я.

— Здесь вы не должны оставаться, — начал он, внимательно разглядывая мою «жену», — это на первое время. Сегодня же вы снимете квартиру в Мункснесе. Это за городом. Там сдается особняк в три комнаты. Главное, соседей нет… Прислугу вам я нашел — партийка. Кого вы знаете из русской эмиграции? Знакомы вы с полковником Кондыревым? Полковника Фену знаете? Генерала Васильевского? Бывшего воинского начальника Балицкого, наверно, знаете? Вот мой совет — сегодня же не теряя времени поезжайте и снимите особняк. Но раньше оденьтесь. Это тряпье долой. Кстати, вашей супруге необходимы бальные туалеты. Пока ваши вещи придут — купите все. Теперь сезон… Белогвардейцы устраивают благотворительные балы. Ваше присутствие на них обязательно. Там можно многое «поймать». На этой же неделе вам дадут документы. Заготовьте фотографии — я завтра зайду за ними. На Александровской улице есть моментальная фотография. Вы же по-шведски говорите?