Около девяти часов вечера мне позвонил Злобин и сказал:

– Я еще никогда не был на таких нелепых приемах! Ковалева даже не удосужилась никого представить друг другу. Она сама сидела рядом с какой-то Ирочкой и постоянно что-то нашептывала ей на ухо. Та делала удивленные глаза и качала головой, как игрушечная собачка, что прикреплена на передней панели Олиной машины. Всем остальным оставалось только гадать, о чем у них идет речь. Оля от скуки стала рассказывать своей соседке по столу байки о проклятии, лежащем на этом доме, а та слово в слово повторяла все какой-то пожилой женщине, сидевшей слева от нее.

– Денис Евгеньевич, а что насчет телефона?

– Он лежит на дне огромной напольной вазы, стоящей в ее комнате. Это место показалось мне самым скрытым от глаз. Я нагнул вазу и осторожно положил в нее аппарат.

– Отлично! Пустой сосуд, наверное, создаст эффект эха, – предположила я.

– Я тоже об этом подумал.

– Спасибо, Денис Евгеньевич!

– Пустяки. Если бы не это задание, я бы совсем умер там от скуки, – сказал Злобин и отключился.

Я тут же пошла к Арише и сообщила ему, что Злобин выполнил мою просьбу.

– Никто не поверит, если рассказать, что серьезный банкир способен на такие детские шалости, – дед здорово впечатлился моим рассказом. – Чистейшая авантюра! Только ты, Полетт, могла подвигнуть Дениса на такое безрассудство.

– Нет, это не я. Это – рутина, в которой Злобин увяз после закрытия казино. Раньше он там испытывал сильнейшие эмоции, а теперь его жизнь стала весьма пресной. С утра до вечера и даже в выходные дни у него на уме только банковские вопросы – всякие там биржевые индексы, ставки рефинансирования…

– Что поделаешь, времена сейчас сложные. Фондовый рынок достиг дна и начал копать.

Я посмеялась над Аришиной шуткой и продолжила:

– Так вот, моя просьба внесла в его жизнь чуточку остроты и перчика. Она стала приправой к пресной пище для его ума, как васаби – для суши.

– Может быть, – согласился со мной дедуля. – Полетт, а не перекинуться ли нам с тобой в картишки?

– Я не против. Сдавай! Да, дедуля, ты знаешь, я обещала Сергею, что ты научишь его каким-нибудь карточным приемчикам.

– Зачем?

– Ну, так, в качестве бонуса.

– Ладно, на днях я встречусь с ним.

Мы начали играть в карты. Оставшись «дурочкой» три раза подряд, я ушла к себе. Аришино тщеславие было хоть немного удовлетворено. Этого я и добивалась, показывая ему – словно бы невзначай – свои карты.

Я завела будильник на три часа и легла спать. Когда под ухом зазвучала джазовая мелодия, мне показалось, что я только-только закрыла глаза и еще не успела провалиться в сон. На самом деле прошло достаточно времени для того, чтобы заснуть и увидеть сон. Я даже вспомнила, что мне снилась Алинка, спасающаяся бегством по берегу моря от целой оравы детей. Они кричали ей вслед: «Мама, подожди, не убегай!»

Когда мои глаза привыкли к свету ночника, я начала набирать на мобильнике номер. «Мама! Иди ко мне, здесь здорово, тебе понравится», – голос Романа должен был разбудить Татьяну Владимировну. Наверняка она спросонья решит, что услышала эти слова своего покойного сына во сне. Я выждала несколько минут и повторила звонок, чтобы заставить женщину сначала задуматься, а потом испугаться.

На самом деле Роман когда-то звал не свою мать, а Дашу – выйти в сад. Его голос был слишком веселым, чтобы доноситься с того света, но за неимением других подходящих фраз я решила использовать эту. Обращение к жене заменила словом «мама», а конец фразы обрубила. Встроенный в мобильник Ковалева диктофон позволил записать полученную фразу в память телефона, после чего я поставила ее на звонок своей серой трубки.

На всякий случай, я позвонила и в третий раз, после чего забылась крепким сном.

Утром «жучок», посаженный Дашей в проводной телефон ее свекрови, кое-что нажужжал мне.

– Ира, я сегодня ночью слышала голос сына! – тревожно сообщила Татьяна Владимировна своей подруге.

– Это к дождю, – уверенно заявила та. – Вот я недавно видела во сне свою покойную маму, так весь следующий день шел дождь. Примета верная, не сомневайся.

– Ирочка, ты не поняла, я не во сне слышала Ромин голос, а практически наяву!

– Таня, это – нервы. Тебе надо попить успокоительные таблетки. Обратись к своему знакомому аптекарю, он тебе что-нибудь посоветует.

– Я думала, ты меня выслушаешь, а ты сразу же в аптеку меня посылаешь, – упрекнула подругу Ковалева. – Не нужны мне лекарства. Я же не сумасшедшая.

– Я этого и не сказала. Но, Таня, сама посуди – как ты могла слышать наяву голос своего умершего сына? – в здравомыслии этой Ирине никак нельзя было отказать.

– Не знаю, но я слышала его два раза, и так отчетливо, будто Рома стоял у входа в спальню.