Дом заперт, но Бэт уже умеет справляться с такими трудностями. Надо просто вставить в косяк лезвие ножа и надавить посильнее. Такого типа замок легко поддается силе, что и случается на этот раз. Язычок замка выскальзывает из лунки, и дверь легко распахивается внутрь.

Где Бэт ждет она…

Худенькая высохшая ходячая. Умершая когда-то от огнестрельной раны в груди. Маленькая ростом. Со светлыми пучками остатков волос, которые подсказывают Бэт, что когда-то она была блондинкой. Хрупкой блондинкой, оставленной кем-то умирать здесь, в разгромленной гостиной дома в Уолхолле. Потому что дверь в гостиную заперта ключом с внешней стороны.

Бэт убивает ее ударом ножа в череп. Прямо в переносицу между светло-голубых глаз. А потом сидит и плачет над ее телом. Потому что эта блондинка ей так отчетливо напомнила о том, как она сама когда-то умирала там, в охотничьей кабине.

Брошенная.

Только о блондинке хоть как позаботились, оградив от ходячих. Она умерла своей смертью. Уснула навсегда от кровотечения.

А вот Бэт сильно рисковала быть вообще сожранной без остатка… Словно ее и не было никогда… Никогда не было…

Бэт заворачивает блондинку в плед, которым та видимо, была укрыта, когда умирала на диване. А потом замечает их. Лекарства. Прямо на столике у дивана. Антимикробная мазь. Порошки антибиотика. И обезболивающее. А еще бинты, которых Бэт так не хватало сейчас для перевязок раны Моргана.

– Спасибо тебе, - говорит она блондинке, сгребая лекарства и средства перевязки в рюкзак. Потом забирает ботинки, некогда принадлежавшие блондинке. Высокие. На шнурках. Забирает, потому что ее собственные сапоги совсем прохудились и промокают на первой же росе. Словно обмен совершает, ставя на место у дивана свою собственную обувь. Правда, ботинки немного великоваты, но Бэт только туже завязывает шнурки.

В остальном, дом ничего не принес. Кто-то основательно пошарил здесь до нее. Потому она обследует еще несколько домов в поисках еды. Хоть какой-нибудь. Уже все равно, что есть.

В одной из отдельно стоящих построек одного из домов находит большие запасы чьих-то домашних заготовок. Никто еще не заходил сюда, потому что дверь в постройку подпирает трактор, брошенный кем-то сразу у входа. Дверь можно приоткрыть, лишь образуя небольшую щель. Слишком узкий ход. Для всех, кроме ребенка. Или такой худой и маленькой фигурки, как у нее.

Бэт протискивается внутрь, от души надеясь, что нюх не обманул ее, и внутри не будет ходячего, который мог не услышать стук в деревянную стену постройки, всегда предваряющий в этом мире любое движение.

Сначала – выманивающий звук. Потом войти. И только так…

В постройке пусто. Только полки вдоль стен, заставленные банками. Чертово изобилие домашних заготовок. Бэт готова прыгать от радости, когда обводит лучом фонарика полки, обследуя банки. А потом прикусывает губу, чтобы не заплакать снова. Потому что видит консервированные свиные ножки…

– Консервированные ножки - мои…

И тот завтрак, сервированный на следующее утро. Когда почему-то боялись даже взглянуть друг на друга через стол. Невероятное ощущение счастья, от которого даже забывается то, что за окном караулит смерть…

Она придет сюда еще не раз за припасами, пока они будут жить с Морганом в домике в окрестностях Уолхоллы. Но никогда не снимет с полок эти консервированные ножки. Никогда…

Бэт возвращается к Моргану, когда уже темнеет. И боится, как никогда, что может открыть дверь и как в том доме, встретить только ходячего. Не живого. Но он жив. И борется, как может за то, чтобы остаться в этом мире, а не соскользнуть в иной. И Бэт помогает ему в этом изо всех сил – постоянно прочищает страшную рану, несмотря на позывы к рвоте при виде нее, вливает в него разведенные в воде порошки антибиотика, накладывает мази и меняет повязки.

У нее снова появляется цель. Как тогда, в госпитале. Спасти жизнь. Любой ценой. Всеми силами. Вытащить из лап смерти. Несмотря на лихорадку, что никак не выпускает из своих цепких рук. Несмотря на то, что ей всякий раз противно касаться этих отмирающих тканей. Несмотря на ходячих, что однажды толпой вышли из леса за домом и ушли в противоположную сторону, огибая дом. Она тогда чуть не задушила Моргана, зажимая ему рот, чтобы его бред и крики не привлекли внимания ходячих. Очень боялась, что он задохнется, но и руки отнять не могла, потому что их было слишком много, и они бы просто снесли этот домик к чертям вместе с ними.

Морган приходит в себя под вечер четвертого дня, когда от ходячих остаются только следы на лужайке перед домом. Бэт обнаруживает это, вернувшись из очередного обхода окрестностей, где убирала мертвецов, почему-то задержавшихся здесь, а не ушедших со стадом.

– Здравствуй, маленькая леди, - шепчет ей громко, когда она открывает дверь спальни. И у нее буквально подкашиваются колени, и она сползает по двери устало на пол. Только сейчас понимая, насколько вымоталась за последние дни. Как боялась на протяжении этих дней. И как счастлива сейчас.