Расскажи мне. Мне нужно знать. Мне. Нужно. Знать.

Бэт словно слышит его безмолвный призыв и поворачивает голову. Смотрит прямо в его глаза и… улыбается. Одними уголками губ, как прежде Моргану. Даже не понимая, что выжигает каждое слово из рассказа о своем прошлом прямо на его сердце. Как сделает это еще не раз, потому что он может только догадываться, сколько у нее таких историй припасено за полтора года выживания в этом прогнившем, как плоть ходячих, мире.

– Они охотились на меня, - говорит она, не обращая внимания на плачущую Мэгги или замерших напряженно Гленна с Риком. Словно говорит только с ним. Для него.
– Тогда в лесу. Они это делали не один раз прежде и, думаю, в будущем продолжили бы. Ловить людей, как дичь. Охотиться. Но меня поймать им не удалось. Я сумела запутать их. Я, как могла, водила их по кругу. Только уйти от них было невозможно – они привыкли охотиться. Они умели это делать. Идти по следу. И убивать. Потому я решила спрятаться тогда и забралась на дерево, спрятав свои следы. А потом на поляну вышел Морган. И следом они. Но мы справились. С Морганом. Мы справились с ними. Прежде, чем они…

Он знает, что мир полон подонков и ушлепков. Он знает их натуру, потому что сам когда-то был таким же. Но никогда не думал, что его не будет рядом, чтобы защитить ее от них.

И он даже радуется сейчас тому, что когда-то в лесу кто-то свыше свел ее с… Морганом. Что кто-то помог ей выжить. Помог справиться со всем этим дерьмом, которое щедро полилось из всех щелей во время долбанного конца света.

Не с ходячими. С ними намного проще. С живыми, которые иногда бывают намного кровожаднее. И более жестокими в своих извращенных желаниях.

– Когда это произошло? – спрашивает Дэрил хрипло. И радуется, что из его глотки не вырывается при этом вой ярости и жажды крови, который буквально распирает его грудь сейчас.

– В начале весны, да, маленькая леди? – говорит вместо Бэт Морган, прежде чем она успевает открыть рот. Не замечая ее недовольного взгляда, которым она награждает его в ответ. – Определенно, это уже была весна.

Тот, кто невидимой рукой крутил из него жилы прежде, принимается за это дело с утроенной силой.

Долбанных шесть месяцев. Шесть месяцев ее одиночества. Или все-таки - если кто-то свыше милостив к нему, твою мать, все-таки – не одна…?

Он хочет спросить, но не может даже рта открыть. Это делает за него Мэгги.

– О Боже, Бэтти, а те, кто был с тобой до этого… этого случая? Они…?

– Никого не было, - говорит Бэт, снова утыкаясь взглядом в рисунок ковра. – Я была одна… Все. Я устала. У меня дико болит голова. Простите. Я хочу уйти.

Она встает на ноги. Резко. Поднимает со столика арбалет, и Дэрил видит, как белеют костяшки пальцев от силы хватки, которой она сжимает оружие. А еще он замечает, как тут же поднимается из кресла Морган. И тот обмен взглядами, который у них происходит. Мимолетный.

– Хорошо, - произносит мужчина, словно в ответ ей. – Я принесу тебе чай наверх.

Бэт кивает и отходит от него. И тут Дэрил чувствует, что, несмотря на всю благодарность этому чертову ниггеру, он все равно не сможет никогда принять его. Никогда. Потому что когда Бэт отходит от него, Морган кладет ей ладонь прямо между лопаток. Как когда-то делал он сам. А Бэт оборачивается, словно забыла что-то, и тогда тот снова целует – мать его! Мать его, целует! – в лоб прямо у линии волос.

Она выходит так же, как покидала спальню. Ни на кого не глядя. А в комнате повисает тяжесть вины того, что они когда-то давно приказали себе забыть, как страшный сон.

Все они. Без единого исключения. Даже он.

– Все будет хорошо. Просто нужно принять, - говорит Морган, улыбаясь. Дэрил смотрит на него и злится.

Из-за этой херовой улыбки, словно этот мужик какой-то тронувшийся умом мудак.

Из-за того ласкового прикосновения к узкой спине, когда она уходила из гостиной.

Прямо между лопаток. Этих острых лопаток, которые он так хорошо запомнил за то жаркое лето, что они провели вместе. Всякий раз, когда она стирала мокрой тряпкой пот с рук, плеч и части груди, открытых темно-серым топом, сидя к нему спиной, он смотрел на эти лопатки. Всякий раз, когда шел за ней, он смотрел на эти лопатки. Шел и смотрел. На эти долбанные лопатки! Шел, пока в один прекрасный момент не сказал себе, что с него довольно. И стал ходить только впереди нее. Стараясь делать вид, что его не волнует, плетется ли она следом или нет. Чувствуя кожей ее обиду и непонимание. Убеждая себя, что ему на это наплевать…