И он тогда понял, что Бэт права. И не верил, что она мертва. Пока сам не увидел.

Что могло быть очевиднее, чем дыра в черепе? Чем кусок внутренностей под ее желтым поло?

А потом взгляд падает на ботинки у кровати, и Дэрил понимает, что все реально. Что это действительно Бэт. Она спит в кровати в маленькой спаленке дома Мэгги и Гленна в Александрии. Она дышит. Она живая.

Потому что рядом с ботинками лежит маленький – как игрушечный, мать его! – арбалет. Со стрелами-близняшками той, которую он нашел в коридоре совсем недавно. Потому что он держал одну из этих стрел в своих руках. И она была более чем реальна…

Понимание этого бьет наотмашь. Словно его сбивает грузовик. Узел внутри него скручивается еще больнее. Дышать тяжело, словно ему разом переломали все ребра.

Но Дэрил заставляет себя подобраться, чтобы вскочить с места и рвануться в одном движении к этой кровати, поддаваясь единственному порыву, который сейчас захватывает его с головы до ног.

Коснуться. Этих волос. Этой кожи. Этого тепла. Коснуться.

И замирает на месте.

Потому что Бэт вдруг резко садится в кровати, выставляя впереди себя нож. Она еще в полусне. Он ясно видит, как она пытается сфокусировать взгляд, чтобы определить угрозу, которую четко распознает вдруг чутьем в ночной тишине.

Он замирает на короткий миг, давая ей прийти в себя, осознать, где она находится, понимая, что это важнее сейчас для нее. Подавляя желание схватить ее в охапку.

Маленькую. Хрупкую. Но уже не беззащитную…

Он думает, что сделает это позже, когда Бэт – Бэт, охренеть! – уберет нож в ножны, понимая, что опасности нет. Узнавая того, кто сейчас с ней в комнате. Подмечает сразу же, когда в ее глазах мелькает проблеск узнавания. Когда отступает тревога, стирая пару морщинок с ее лба – неизменных спутниц, которые всегда ходили вместе с ней и появлялись, когда она размышляла о чем-то или была недовольна.

Пугая его. Эти долбанные морщинки между бровей иногда его действительно пугали. Потому что он никогда не мог угадать, что произойдет следом за появлением этих морщинок.

Она тяжело дышит и смотрит на него, постепенно выравнивая дыхание.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Глаза в глаза.

Он чувствует, как медленно натягивается та самая нить, которая намертво привязала его когда-то к ней в кухне похоронного бюро.

Сердце бьет в груди словно молот. Куда делись кости из его тела? Он чувствует, что его мышцы настолько размякли, что не может шевельнуть даже пальцем. Просто смотрит на нее.

Просто смотрит… На нее.

Его губы сами собой разлепляются, и он слышит как в тишине кто-то произносит:

– Привет…

Привет? Привет?! Какого хера? Это все, что ты можешь сейчас сказать? Долбанный «Привет»? Привет, Грин, давно не виделись, да? Последний раз - когда я положил тебя на заднее сидение тачки, не понимая еще, что сейчас увезут не только тебя.

Увезут мое сердце. Мое сердце…

А если брать моменты, когда ты видела, что это именно я перед тобой, то в больничном коридоре херова госпиталя в Атланте. Когда один единственный выстрел навсегда разделил мою жизнь на До и После.

Долбануться…

«Привет»…

– Привет, - произносит она в ответ. Тоже хрипло и еле слышно. И смотрит на него неотрывно. Проникая прямо в душу своими большими глазами-озерами. В которых он тонет и даже не имеет ни малейшего возражения против этого погружения. Заставляя ощутить жизнь сердца в собственной груди.

В который раз за эти короткие минуты.

Впервые за долбанные полтора года.

– Ты в порядке?

Охренеть! Только проговорив эту фразу, он понимает, как это может выглядеть со стороны.

Тупой разговор давних знакомцев. «Привет – Привет - Ты в порядке?».

Он просто никак не может выразить никакими другими словами, все не может составить то самое правильное предложение, в котором задаст самый важный для него вопрос. Чтобы получить ответ, что с ней все в порядке.

ЧТО: Она живая. Она дышит. Она спокойна. Она в безопасности. Она не пострадала за это время, что он не был с ней рядом. Она рада вернуться. К ним. К нему.

К нему.

И Бэт смотрит на него пристально, и он не может разгадать, что именно мелькает сейчас в глубине ее глаз. Да и луна дарит слишком мало света… И в нем снова просыпается злость. На себя. За свою неспособность говорить нормально. Как умеет говорить Граймс. За недостаточно развитый ум.

За то, что он херов тупица!

Сейчас Дэрилу очень хочется не смотреть на нее. Спрятать свое смущение из-за своего дурацкого вопроса от ее глаз, которыми Бэт вскрывает его душу, словно открывает обложку книги. Для нее он всегда был открытой книгой. И иногда он боялся до усрачки, что она прочитает в этой книге что-то такое, что оттолкнет ее от него.