Она была до глубины души тронута его наивностью и в очередной раз подумала, что порой он напоминает ей малое дитя. И вновь почувствовала к нему какую-то особую нежность, которую тщетно пыталась подавить, а та все прорывалась наружу. Нет, он не дитя, а жестокий, коварный и бессердечный тиран, в руках которого находится ее жизнь, а также жизни близких ей людей. Почему же это так волнует душу, будит тайные желания и наполняет сердце томительным ожиданием? Пока она раздумывала над этим, он неожиданно сменил тему.

– Однако я где-то слышал, что ваши пароходы могут перемещаться не только по воде, но и по суше, причем гораздо быстрее самых быстрых арабских скакунов. Это правда?

– Истинная правда, всемогущий халиф. Эти машины отличаются от пароходов и называются паровозами. – Понадобилось немало времени, чтобы объяснить Осману, как ей удалось проехать за один день от Лондона до Портсмута и даже сделать остановку на обед. – Это намного дальше, чем от Метеммы до Хартума, – закончила она севшим от волнения голосом.

Осман приподнял ее подбородок, долго смотрел в глаза и коснулся золотистых волос. Она была поражена нежным прикосновением сильных пальцев этого дикого жителя пустыни.

– Чем ты пользуешься, чтобы сохранять свежесть кожи и мягкость волос? – неожиданно спросил он.

– Я получила их от рождения.

– Уже темно. Зажги лампы, чтобы я мог лучше видеть тебя.

Ребекка вспомнила пророчество Эмбер, что ее тонкое шелковое платье на фоне лампы станет почти прозрачным. Она медленно встала, сбросила с плеч шерстяную шаль и направилась к огню, чтобы зажечь лампу. Вскоре ее тусклый свет залил комнату теплым золотистым сиянием, отбрасывая на стены темные колышущиеся тени. Ребекка специально поставила лампу так, чтобы оказаться в ее свечении. Она стояла к нему спиной, но даже в таком положении она чувствовала на себе его пристальный взгляд и думала, что ведет себя как проститутка, но потом вспомнила грустные слова отца: «Это вполне достойная профессия и к тому же самая древняя». Ребекка смущенно улыбнулась. «В любом деле надо идти до конца», – говорил ей отец. Сейчас эти слова прозвучали для нее благословением.

– Я постараюсь, папа, – беззвучно прошептала она и в этот момент ощутила на плече руку Османа. Она не слышала, как халиф пересек комнату, и вспомнила о нем только когда он положил ей на плечи руки, сильные и тяжелые, источающие терпкий мужской запах. Так пахнут хорошо ухоженные лошади и домашние кошки. Мусульманские мужчины его положения мылись столько раз в день, сколько англичане не моются за весь месяц.

Она покорно стояла спиной к своему господину и с трепетом чувствовала, как его руки, скользнув по плечам, опустились ей под мышки и обхватили груди. Она ощутила, как наполнились его ладони, а пальцы нежно прижали ее соски. Ребекка откинула голову и глубоко вдохнула, стараясь унять мелкую дрожь во всем теле. Выдержав приличествующую паузу, она прижалась к нему ягодицами и с замиранием сердца поняла, что Осман уже сбросил с себя джиббу и стоял позади нее совершенно голый. Тонкий шелк платья позволял ей ощутить его напрягшуюся плоть. Ребекка вспомнила мудрые наставлении Назиры и застыла в ожидании, когда халиф сам начнет действовать. Женщина должна провоцировать мужчину, но ни в коем случае не брать инициативу в свои руки. Сейчас эта наука оказалась очень кстати. Халиф еще крепче прижал ее к себе. Ребекка вспомнила клык гиппопотама, который Назира принесла с базара, и мимолетно подумала, что та не ошиблась в сравнении. Плоть халифа была тверда как слоновая кость.

Ребекка медленно повернулась в его руках, опустила глаза и решила, что действительно получила благословение отца. Как и клык гиппопотама, его член был ровным и нежным. Она коснулась его и, обхватив пальцами, стала поглаживать, как учила Назира.

– Великий халиф, – прошептала Ребекка, – ваша муж– ская сила столь сокрушительна, что у меня нет сил сопротивляться.

– Я твой верный жеребец, – сказал он ей на ухо.

– А я ваша молодая кобыла, восхищенная силой и величием своего господин. Умоляю вас, не причиняйте мне боли!

Она продолжала держать в руке его могучую плоть, удивляясь, почему он не набрасывается на нее, как Райдер Кортни. Она удерживала его, когда он снимал с нее тонкий шелк, и не выпустила из рук, даже когда Осман уложил ее на кровать. Тогда она попыталась направить его в себя двумя руками и даже приподнялась на локтях, чтобы видеть, как он входит в нее, но он противился ее намерениям, рассматривая со всех сторон, будто покупал дорогую кобылу. И Ребекка поняла, что для него сейчас главное – ласкать и наслаждаться ее телом, не ограничиваясь сиюминутным совокуплением. Однако его ласки показались ей такими медлительными, что она стала терять терпение и принуждать его к более активным действиям, как это было у нее с Райдером Кортни.

А Осман все делал степенно, без суеты. Даже оказавшись на ней, он не стал торопиться, доводя ее до полного безумия. Когда-то в детстве у нее была кошка по имени Баттер, которая по весне утробно выла, призывая к себе самцов. Только сейчас Ребекка поняла всю мощь инстинкта, повелевавшего кошкой. Интересно, сколько тысяч женщин он испробовал в своей жизни? Конечно, куда ему спешить! Кого волнуют чувства бедной женщины, истосковавшейся по мужской ласке.

– Умоляю вас, великий Аталан, вы сводите меня с ума! Я не могу вынести таких мучений! Пожалуйста, будьте…

– Ты же сама просила быть с тобой нежным, – напомнил он ей с улыбкой.

– Я слишком глупа, чтобы понять свои желания. Забудьте все, что я сказала, мой господин. Вы лучше меня знаете все, что есть и должно быть. То, что вам известно, мне не ведомо. Так сделайте же должное, потому что у меня нет больше сил выносить такие муки.

Он выполнил ее просьбу так страстно и искусно, что она громко стонала и билась в его объятиях. Ее кошке Баттер такое и не снилось. Осман тоже был в восторге, поскольку никто из его многочисленных жен и наложниц не доставлял ему такого удовольствия, как аль-Джамаль. Никогда еще он не достигал такого созвучия, плененный силой страсти, заложенной в женщинах веками.