Уже к вечеру все сундуки были опустошены, и теперь молодежь увлеченно изучала их содержимое. В то время как сам герой дня задумчиво рассматривал картины, которые им удалось вытащить из старого хранилища. Каждая из них была очень тщательно и бережно зачехлена. Это и помогло им так прекрасно сохраниться. Пейзажи, портреты рыцарей, женщин, семей... Их было много. Но только один портрет заставил оцепенеть и глядеть, не в силах моргнуть. Алан смотрел на него и понимал, что это лицо просто до зубного скрежета ему знакомо.

На старом холсте был изображен неизвестный воин. С ног до головы в черных одеяниях. У его ног лежали парные клинки. На его правом плече седел черный сокол. Гордый взгляд дьявольских серо-голубых глаз завораживал. Часть длинных серебристо-белых волос была переплетена в боевую косу. Тонкие черты лица делали его лицо нечеловечески красивым. Холодный и неприступный, но весь облик его просто кричал о величии.

– А у вас были очень красивые предки, – рассеянно произнес дизайнер и мазнул взглядом по Эдварду и Уолтеру, – хотя вы ни на каплю не похожи.

– Ты о ком? – оторвавшись от недовольно шипящего Джулиана, спросил Уолтер.

– Ой, и вправду! – воскликнула подошедшая Эрика.

Стоило Уолтеру увидеть, на ЧЕЙ портрет смотрит Алан, как его лицо побледнело. Точно с таким же выражением лица на него смотрел и брат. Не заметив их реакцию, блондин задумчиво произнес:

– Где же я тебя видел?

Ответ на этот вопрос знали оба брата. Он был прямо перед их носом. С такими же серебристо-белыми волосами и пепельными глазами. В которых время от времени вспыхивали голубые искорки...

====== За тобой, хоть в Бездну... ======

Я жёлтая пыль, я пустыни мираж,

Полынь и ковыль я сплетаю в витраж,

Но в вихрях пустыни, в песчаных зыбях

Всегда и отныне я вижу тебя.

Ты ликом прекрасен, ты светел и горд,

Тебя ликованьем встречает народ,

В гармонии линий ты жрец и король,

Я — ветер пустыни, я — жажда и боль.

И я ненавижу, так как люблю,

Все то, что мешает быть рядом с тобой,

Ни с кем на двоих я тебя не делю

Ни в юдоли этой, ни в жизни иной.

Случится ль тебе проходить по мосту —

Полынью сквозь камни его прорасту,

Пройдешь ли в долине по кромке воды —

Ковылью твои я укрою следы.

Где звонких небес расстилается синь,

От века не вянут ковыль и полынь,

И там я предам смерти, полной огня,

Всех тех, кто с тобой разлучает меня,

Канцлер Ги — «Полынь и ковыль»

715 год. Драгмирия

Флешбэк

— Я безмерно благодарен твоему сыну, Анрис, — чуть ли не рычал Валентин, — НО ЭТО УЖЕ ПЕРЕХОДИТ ВСЕ ГРАНИЦЫ! Две сожженные деревни, бойня в Грохсе, нападение на торговый караван из Морна! Твой сын не подчиняется приказам. Он забрал триста наших лучших воинов и увел их на границы. Дворяне требуют защиту, а он игнорирует их безопасность и продолжает шляться Бездна знает где!

В данную минуту Анрис Анарсвиль с неестественно прямой спиной стоял перед своим принцем. Сам же правитель метался по комнате как зверь. Полы его дорогих одеяний развевались от быстрых шагов. Обычно зеленые глаза сейчас налились багряным и метали молнии. Тонкие черты заострились, длинные черные волосы растрепались. Валентин был зол, и советник отлично понимал его.

Если прежде вампиры и оборотни вели беспорядочные бои, между которыми были ощутимые временные перерывы, то теперь вся Драгмирия захлебывалась в крови. Без битв не проходило ни одного дня. Города горели, люди все больше покидали разоренные и опустошенные деревни, а негласные линии границ вздрогнули и начали смещаться то в сторону хладных, то оборотней. Этот ощутимый сдвиг очень радовал — ведь сейчас хладным везло больше. Но это внушало и страх. Потому что каждая победа давалась очень тяжело.

Как ни прискорбно, но каждое слово принца было правдой. Ивон был в столице лишь однажды, да и то после победы и Тарахина. После чего он опять ушел к границам. Если прежде отец был уверен, что сможет контролировать сына, то теперь эта надежда таяла на глазах. За столько лет Ивон стал еще более строптивым и своенравным. Для него просто не существовало никаких авторитетов. Единственным существом, к которому он питал слабость, была его сестра. Но и та слыла крутым нравом и излишней импульсивностью для вампиров…

— Так больше не может продолжаться, — холодный голос вывел советника из раздумий, — он должен вернуться в Млэк-Алаин!

— Да, милорд, — учтиво произнес советник и, поклонившись, вышел из комнаты.

Первый советник шел по освещенному факелами коридору и думал о том, что эта война начала выходить из-под контроля. После появления сына и его воинов она приняла совершенно иной характер. Это не нравилось старому вампиру, и, чтобы положить конец этому у него остался один выход. Но для этого сначала нужно было заставить Ивона вернуться в столицу.