Шрифт:
Даже мифическая история с Гоголем не совсем лишена основания. Что-то такое было. Некрасов рассказывал о своем свидании с Гоголем то же самое, теми же словами. Старуха перепутала даты, имена и фамилии — но что-то такое было.
Да она и не выдает свою книгу за точнейшее воспроизведение действительности. Она сама предупреждает читателя:
— У меня плохая память на фамилии…
— К несчастью, я страдаю отсутствием памяти на года и фамилии…
— Я забывчива на имена и фамилии… [178]
178
Воспоминания А. Я. Головачевой-Панаевой. Русские писатели и артисты. СПб., с. 135, 232, 295.
Не будем придирчивы к ней. В ее мемуарах ровно столько отклонений от истины, сколько полагается во всех мемуарах. Законной нормы она не нарушила. Недаром такой требовательный историк, как Пыпин, отнесся к ней с полным доверием.
«О том довольно многом, — пишет он — о чем я слышал из других источников или сам знал, в этих воспоминаниях, может быть, при некоторых личных пристрастиях, много совсем справедливого». [179]
Она писала эту книжку в лютой бедности. Писала о своих роскошных обедах, о своих всемирно прославленных друзьях, о своих лакеях и каретах, а сама сидела на Песках, на Слоновой улице, в тесной убогой квартирке, голодная, всеми забытая. Когда Некрасов был жив, он посылал ей изредка какие-то рубли, но, должно быть, неохотно и мало, потому что однажды один ехидный пиита послал ему такие стишки:
179
А. Н. Пыпин. Н. А. Некрасов. СПб., 1895, с. 68.
Некрасов умер в том же году, что и ее муж, — несколькими месяцами позже. Она пережила трех мужей, осталась без копейки и, просуществовав незаметно еще 15–16 лет, скончалась на семьдесят четвертом году 30 марта 1893 года и была погребена на Волковом кладбище со своим последним мужем. Ее смерть была замечена немногими.
180
Эти стихи сообщил мне А. Ф. Кони. Они написаны П. М. Ковалевским, которого Некрасов в своих «Современниках» уколол язвительным стихом: «Экс-писатель бледнолицый».
Теперь, кажется, ее забыли совсем, а не мешало бы, проходя по Литейному, мимо того желтого, длинного, трехэтажного дома, где, как сказано на мраморной доске, жил и скончался Некрасов, вспомнить смуглую, большеротую, черноволосую, полную женщину, которая так часто смотрела заплаканными маслянистыми глазами на эту улицу из этого окна.
Ее образ живет на страницах Некрасова. Ей посвятил он такие стихи:
«Поражена потерей невозвратной», «Я не люблю иронии твоей», «Мы с тобой бестолковые люди», «Да, наша жизнь текла мятежно», «Так это шутка? Милая моя», «Давно — отвергнутый тобою», «Прости! Не помни дней паденья», «Тяжелый крест достался ей на долю», «Тяжелый год — сломил меня недуг», «Ах! что, изгнанье, заточенье!», «Бьется сердце беспокойное», «Разбиты все привязанности».
Здесь ее право на память потомства.
1919
Когда я писал эту статью, исследователям не были известны другие стихи Некрасова, посвященные Авдотье Панаевой. Самые значительные из этих стихов — те, в которых он, возвеличивая любимую женщину, указывает на ее родственную близость к его Музе:
Не знаю я тесней союза, Сходней желаний и страстей — С тобой, моя вторая муза, У Музы юности моей! Ты ей родная с колыбели… Не так же ль в юные лета И над тобою тяготели Забота, скорбь и нищета? Ты под своим родимым кровом Врагов озлобленных нашла И в отчуждении суровом Печально детство провела. Ты в жизнь невесело вступила… Ценой страданья и борьбы, Ценой кровавых слез купила Ты каждый шаг свой у судьбы. Ты много вынесла гонений, Суровых бурь, враждебных встреч, Чтобы святыню убеждений, Свободу сердца уберечь. Но устояв душою твердой. Несокрушимая в борьбе, Нашла ты в ненависти гордой Опору прочную себе. Ты так встречаешь испытанья, Так презираешь ты людей, Как будто люди и страданья Слабее гордости твоей. И говорят: ценою чувства. Ценой душевной теплоты — Презренья страшное искусство И гордый смех купила ты. Нет, грудь твоя полна участья!.. Когда порой снимаешь ты Личину гордого бесстрастья Неумолимой красоты, Когда скорбишь, когда рыдаешь В величьи слабости твоей — Я знаю, как ты проклинаешь, — Как ненавидишь ты людей! В груди, трепещущей любовью, Вражда бесплодно говорит, И сердце, обливаясь крозью, Чужою скорбию болит, — Не дикий гнев, не жажда мщенья В душе скорбящей разлита — Святое слово всепрощенья Лепечут слабые уста. Так, помню, истощив напрасно Все буйство скорби и страстей, Смирилась кротко и прекрасно Вдруг Муза юности моей: Слезой увлажнены ланиты, Глаза поникнуты к земле, И свежим тернием увитый Венец страданья на челе…Это страстное стихотворение, ставящее Панаеву на такой высокий пьедестал, написано в 1854 году. Через год в стихотворении «Прощание» Некрасов, расставаясь с Панаевой, умоляет ее не прекращать своего душевного общения с ним:
Пиши — прошу я одного. Мне эти письма будут милы И святы, как цветы с могилы — С могилы сердца моего.Но внезапно в том же 1855 году его отношения к ней круто меняются и он пишет восьмистишье «Ты меня отослала далеко», в котором есть такие суровые и скорбные строки:
Друг, во мне поколеблена вера В благородное сердце твое.За этим следует жестокое стихотворение «Не гордись, что в цветущие лета», относящееся к тому же циклу 1855–1856 гг. Здесь он высмеивает миф о ее неприступности.
Утратив веру в ее «благородное сердце», он чувствует себя прозревшим слепцом, которому впервые стало ясно, что она недостойна его доверчивой, «всеукрашающей» любви. И в его тетради появляются горькие строки:
Кто долго так способен был Прощать, не понимать, не видеть, Тот, верно, глубоко любил. Но глубже будет ненавидеть.Впрочем, вскоре он убеждается, что, как бы ни было велико его разочарование в ней, ненавидеть ее он неспособен:
О сердце бедное мое! Боюсь, ты скоро изнеможешь… Простить не можешь ты ее… Зачем же не любить не можешь?Все эти стихотворения, за исключением первого, были впервые опубликованы мною, и таким образом мне стал еще более отчетливо виден весь богатый спектр некрасовской лирики, совмещающий восторженное преклонение перед любимой женщиной с чувствами разочарования, презрения и гнева.