Чем он мог помешать этому былинному созданию, этой титанической фигуре? «У меня же есть пистолет в руке», – вдруг вспоминает Иван. И поднимает руку наизготовку. Только не видит в руке оружия. А видит, что рука его в белом саване. Ох… Игла в костистых пальцах согнулась, весь мир задрожал. Луна накалилась, источая неистовый свет, – и, перегорев, потухла с лязгом и треском. Но через полмига зарделся новый огонь – это дальний свет автомобильных фар залил всё вокруг. Машина, не разбирая дороги, на всех парах влетела в него – хр-р-рясь!

Тут он как раз и проснулся, прерывисто дыша, будто спасённый из-под воды утопающий.

…

И вот Ивану вновь приходится подниматься после неспокойного, расшатывающего нервы сна, после ночной борьбы с химерами. А ведь надо идти на работу… И вновь он побрёл по еле освещаемой лестнице подъезда вниз, вновь со скрипом открыл дверь во двор, вновь собрался нести своё тело туда, куда носил всегда по будням. Недалеко от подъездной двери, возле дорожки лежал мёртвый голубь. Недвижимый пучок перьев рядом с газончиком. Чистый, пушистый, почти как живой.

Такой же, как вчера. Его не убрали. Ваня лишь мельком бросил на него взгляд, следуя мимо – рассеянно, почти бездумно.

И тут кто-то – или что-то – приглушённо вздыхает. Снизу. И Ваня осознаёт, что это мёртвая птица, лежащая в пыли.

Головка голубя поворачивается, косточки в шее похрустывают, сизое оперение встаёт дыбом. Крохотные, похожие на бисер рыжие глазки пронзительно блестят, глядя прямо на Ваню, и труп птахи вдруг говорит – сиплым голосом, будто старческим:

– Пойми, Иван, пойми. Ты не от этого мира.

Кости мёртвого голубя продолжают скрипеть и трещать, а Ваня… вдруг просыпается. Хотя полминуты назад был уверен, что всё и так «наяву».

Эти мерзкие параноидальные сны – они, совсем не желая отступать, теперь нападали сериями. Овладевали сознанием, выдавали себя за реальность – и выжимали досуха. Ведь с утра он был ещё больше вымотан и разбит, чем перед отходом ко сну.

С этим надо было что-то делать.