Шрифт:
Долженко меж тем пытался идти своей дорогой, пускай каждый шаг и давался с трудом. И хотя его путь пролегал прочь из двора, в противоположную от собравшихся сторону, наш герой прекрасно расслышал их активное обсуждение:
– Ох, как же больно, братцы… раскалывается голова.
– Дык, ёлы-палы, ты пить-то кончай. Кончай, я тебе говорю.
– Бросит он, как же. К врачу его надо везти. Только не к нашему, тот не умеет запой лечить ни хрена. Потому что сам алкаш, во…
– Да не мельтеши ты. В общем, Коля, ты понял нас. Завязывать тебе надо. А то к тебе вечно как ни придёшь, ты уже в разобранном виде.
– А что такое?
– Я ж у тебя давно спросить хочу… Мы оба хотим. Ты ж обещал сообщить нам, узнать через Людку, когда там у нас встреча одноклассников намечается. Всё же 60 лет после выпуска. Ну и как?
– А будет она-то?
– Ты кончай тут. А как же – будет, должна быть…
– Щас… дай подумать.
– Да, с тобой каши не сваришь. А ведь с одноклассниками увидеться хочется.
– Да там, кажись, одноклассников уже не осталось. Одни одноклассницы… А мы тут с вами, как три тополя на Плющихе.
– Да уж, всё меньше и меньше нас…
– А ведь Гришка Нечипорук умер. Слыхали?
– Нет.
– Да чего мы только уже не слыхали. Этот ушёл, тот ушёл. Это уже не остановить. Пришли, ушли, и уже… как-то ровно к этому дышишь.
– Ох, ребят… да как же тут ровно дышать. Это не пустяки. Это с ними жизнь наша уходит. Как вы не понимаете… Э-эх… Без них, без родных, без друзей, мы и сами… пустеем. Вянем.
– А что ж ты хотел? Мы уже не будем прежними. Годы…
– Ты и так уже завял, Коль. И совсем пропадёшь, если будешь продолжать так с вином баловаться. Бросай, послушай друзей.
– Эх, товарищи… Больно, противно, конечно. Ну а что делать? Я один остался… Сам на вредном производстве трубил. Все коллеги мои тогдашние, все до единого, умерли уже давно. Организм отравлен. А я здесь. Может, только водка и спасает?
– Слышали уже, от многих такое слышали…
– Да ну тебя, Николай. Если вдруг разведаешь, когда будет встреча эта, то скажи нам. Пошли, Вить.
Двое старичков пошли прочь, а Никола Кузьмич остался на придомовой скамье, тихо причитая: «Кажись, всё-таки, эта встреча в феврале была. Пропустили».
А Иван уже практически пересек дворовую территорию, уже почти покинул это пространство, но застопорился, притормозил и встал, слушая вздохи пожилого человека.
«Мы никогда не будем прежними», – крутилась мысль в голове.
Долженко обеспокоенно, ощущая внутри некую смесь заботы и жалости, издалека смотрел на соседа. Обитавший на втором этаже пожилой Никола Кузьмич, который до того весь вечер (а может, и полночи потом) пил горькую, сейчас, с утра, имел вид понурый и слабый. Сдержанно всхлипывая, он, отвернувшись от наблюдателя, втихомолку плакал и, пытаясь забыть всю ту пьяную ночь, слёзно жаловался на жизнь хоть каким-то оставшимся собеседникам – голубям с воробьями.