— Хватит уже всем вам поучать меня! Я сама разберусь со своими друзьями и врагами! Надоело! – Лили вскочила и разъяренной фурией выбежала из гостиной.

Мисси Эванс сердито посмотрела на дочь.

— Ну вот, теперь не будет с нами разговаривать неделю!

— Ну и пусть, — упрямо сказала Петунья. Фокусы и закидоны сестренки ее уже утомили, часто она даже мечтала, чтобы лето поскорей закончилось, и та уехала обратно в свою школу. Особенно когда натыкалась в процессе уборки на всякую гадость в карманах мантий сестры – обычно Петунья выворачивала их, чтобы выгрести бумажки и мелочь, перед тем, как закинуть одежду в стиральную машину. Например, склизкая лягушачья икра и какие-то сушеные колючие жуки не способствовали хорошему настроению.

— Как же вы собираетесь жить дальше, с такими разногласиями? – вздохнула мать. – Ведь вас всего-то на всем свете двое, даже двоюродных сестер и братьев нет…

— Мам, раньше надо было думать, — ответила Петунья. – Может, не нужно было ее вообще отпускать в эту школу? Ведь до этого мы с ней неплохо ладили, не так часто ссорились и вообще… она меня хоть немного слушалась и… любила. А сейчас… с каждым годом Лили все дальше и дальше, мы почти не разговариваем, а если и начнем – то обязательно поссоримся. Она стала такой нетерпимой и вредной. Целыми днями сидит в гостиной перед телевизором, даже в магазин не допросишься сходить. Я звала ее на прогулку – тоже не хочет. Пробовала расспросить, в чем дело – молчит. Знаю только, что она поругалась с Северусом, и все, — Петунья не стала рассказывать матери о том, что узнала от Снейпа.

Понятно было, что сестра уже выбрала и решила для себя – она останется в магическом мире. И ее должно быть, беспокоила дальнейшая судьба. Судя по всему, обстановка в этом странном социуме накалялась, судя по рассказам Северуса, и Лили не могла не задумываться о том, как сложатся ее жизнь и карьера в дальнейшем.

Петунья не была бесчувственным злорадствующим чурбаном, но сестра упорно молчала и попытки выведать что-то или разговорить Лили не увенчались успехом. Та все лето мучительно решала для себя что-то…

Ну, хорошо, со Снейпом, как с возможным источником несчастий и бед она порвала, но что дальше-то? Думает о другом кандидате в друзья-приятели? Скорее всего, это так. Только кажется, кроме Поттера никто не жаждет с ней общаться более близко… Это и гложет? То, что раньше она постоянно насмехалась и отшивала кавалера, а теперь, наоборот, нужно с ним общаться и раздавать авансы?

Петунья цинично усмехнулась.

Да, это трудно, переступить через себя. Когда ты сначала чувствовал абсолютное превосходство, а теперь тебе нужно замурлыкать и согласиться принять из рук того, над кем смеялся, кусочек мяса. Впрочем, Лили зря так беспокоилась. Судя по ее немного хвастливым, хотя и возмущенным рассказам, Поттер в ней души не чаял и рад был бы любому, даже малейшему знаку внимания.

— Не отпускать… — грустно улыбнулась мама. – Ты же лучше всех знаешь, что Лили своенравная и упрямая, она бы все равно настояла на своем. Тем более, когда пришла эта мисс… шотландка, декан Лили. Кто же устоит против волшебства?

— Но вы ведь тоже так радовались тому, что Лили ведьма, вместо того, чтобы показать, как вам не хочется, чтобы она уезжала надолго из дома, да еще и в какое-то закрытое учреждение, куда нет доступа обычным людям?

— Не хотели портить девочке настроение! – мать поднялась и подошла к окну. – Вот появятся у тебя свои дети, тогда ты узнаешь… неужели ты думаешь, что мы не беспокоились о ней, когда она уезжала неизвестно куда? Ведь это место… оно странное! Не имеет адреса, там нет телефонов, чтобы позвонить. Все равно, что отпускать ребенка с незнакомым человеком куда-то в ночь, без надежды увидеть его еще раз. Но и не отпустить… было невозможно, — закончила она шепотом.

— Вот поэтому, Петунья, она более любима и ненаглядна. Потому что мы ее видели с тех пор всего лишь по два месяца в году! Когда она вернулась через полгода на Рождество – мы с папой были просто счастливы, потому что думали, что все – Лили для нас потеряна, несмотря на все эти ее письма, присылаемые с совой. Понимаешь? Ну как я могла заставлять ее делать что-то, что ей не хотелось? Ведь она сама взахлеб рассказывала, как в этой школе столы накрываются сами, комнаты утром прибраны, а одежда выстирана и поглажена? А дома никакого волшебства, все надо делать руками, и работа не всегда легкая и приятная…

— Понимаю, мам, — немедленно откликнулась Петунья. – Я тоже люблю ее и желаю добра. Но… разве ты видишь, что все равно ее теряешь? И чем дальше – тем больше. Получается, вы сами отдали ее тому неизвестному миру, тем странным людям. И знаешь, что я тебе скажу? Она уже не с нами. Мы… мы ей мешаем, я чувствую. Лили стала отстраненной и равнодушной к нам.

— Может, это все-таки переходный возраст? – жалобно попыталась оправдать младшую дочь миссис Эванс. – Лили ребенок совсем. Она еще не определилась, да и смерть папы…

— Все может быть, — Петунье было жалко смотреть на мать, поэтому она решила поддержать ее – ведь все равно ничего не исправишь. Лили сама не хочет идти на контакт и принимать какую-либо помощь. – В общем, ей еще два года учиться, так что дальше видно будет. Посмотрим. А кто посуду помыл?

— Да я сама помыла, не набрасываться же на девочку с порога. Потом покормила ее тетиными гостинцами, поговорила немного с ней. Она какая-то сердитая и постоянно о чем-то думает. Ты не знаешь…

— Я же говорю, со мной она тоже не откровенничает. Да и мы почти не видимся, я рано утром ухожу, ночью возвращаюсь, а Лили не горит желанием со мной беседовать.