Идти по дому вслед за Салли было легко, а вот разобраться самой, что здесь к чему, оказалось куда сложнее. Если вначале Холлихок помнился мне отличным местом, то теперь мне виделось что-то жутковатое в этой усадьбе. Тут витали какие-то незнакомые запахи, половицы зловеще поскрипывали у меня под ногами, повсюду царил полумрак. Все двери были закрыты, поэтому оттуда в коридор не проникал свет, а я не решалась посмотреть, есть ли тут электрическое освещение или в доме используют газовые лампы, а то и свечи. Я прокралась в сумерках третьего этажа до узкой лестницы, а затем, еще тише, спустилась на второй этаж. В какой-то момент я обрадовалась, добравшись до лестничного пролета над холлом, но потом поняла, что галерея просматривается со всех сторон и меня легко будет застать врасплох.

В холле никого не было. Я надеялась, что Молинье подождут меня или хотя бы оставят дворецкого, Салли или еще кого-то из слуг, чтобы меня кто-нибудь встретил. Однако там было пусто. Поскольку я шла на цыпочках, никто не услышал моего приближения. Но, по крайней мере, тут не было темно: через окна слева и справа от двери лился розоватый свет. В его лучах я увидела, что ковер на лестнице поистрепался, из него торчали нитки. Каменные плиты, которыми был вымощен пол, были отмыты дочиста, но на них виднелись трещины – это оставило свой след время. Я не знала историю Холлихока, но не сомневалась, что она окажется долгой и захватывающей.

Ну да ладно. Раз тут никого нет, можно и поосмотреться. Из холла вели пять дверей и шестая наружу: по две небольшие двери в левой и правой стене и огромная двустворчатая дверь напротив входной – наверное, в салон или бальный зал. Все двери были закрыты, но можно было хотя бы попытаться подслушать. В конце концов, мне нужно выяснить, где же миледи, раз она желает меня видеть. В холле царила тишина. Даже звук моего дыхания, казалось, исчезал, так и не достигнув слуха. Я чувствовала, как стучит в груди сердце, но самого стука тоже не слышала, хотя должна была бы. Я бесшумно скользнула к первой двери слева от входа, намереваясь прижаться ухом к темной деревянной раме. Но тут сзади послышались шаги – не на лестнице, а в самом холле. При этом я могла бы поклясться, что ни одна дверь не шелохнулась.

Я оглянулась, радуясь, что меня не застукали за подслушиванием. Я ожидала увидеть дворецкого, но передо мной стоял мистер Молинье. И пристально смотрел на меня. Только сейчас я поняла, что не могу определить цвет его радужки, поскольку мне почему-то не удавалось посмотреть ему прямо в глаза. Но в этот момент меня беспокоил другой вопрос: откуда он тут взялся? После истории с куклой я подозревала, что мистер Молинье был искусным фокусником. Теперь моя теория получила еще одно подтверждение.

– Как я вижу, ты переоделась. Много же это заняло времени. Моя сестра тебя ждет.

Я кивнула.

– Я не знала, где могу ее найти, – извиняющимся тоном произнесла я и удивилась, как странно прозвучал мой голос. Он был чужим, как чужим казалось и мое отражение в зеркале.

– Я тебя к ней отведу, – почти приветливо сказал он.

Его волосы блестели на свету, но от этого казались еще темнее. Теперь, когда я могла разглядеть его лучше, чем в слабом освещении сиротского приюта или полумраке экипажа, я поняла, что еще никогда не видела таких бледных людей. Даже я на его фоне казалась розовощекой, и если бы он действительно оказался директором похоронного бюро, то ему приходилось бы постоянно двигаться, чтобы подчиненные его случайно не похоронили. Но я пока не знала, боюсь его или восхищаюсь им. Может быть, и то и другое. Мрачным незнакомцам, с моей точки зрения, самое место в рассказах ужасов или любовных романах, но натуру настолько угрюмую и чуждую простым людям не измыслил бы ни один автор.

Мистер Молинье пересек холл и направился к двери справа от входа. Я последовала за ним. За дверью обнаружился коридор, из которого вели еще две двери. В итоге я очутилась в очаровательной комнате со светло-фиолетовыми шелковыми обоями и потолком с золоченой лепниной. Из четырех высоких окон в комнату струился свет, и леди нежилась в его лучах на диванчике. Перед ней стоял накрытый столик, окруженный тремя небольшими креслами. Видимо, она ждала меня, поскольку ни к одному из блюд на столе не притронулась, даже к медовым булочкам.

– Я привел девочку, – сказал мистер Молинье.

Мне вовремя пришло в голову, что стоит сделать книксен.

– Присаживайся. – Леди указала на кресло слева. – Пожалуйста, садись.

Ее голос сочился сладостью, как золотистый мед на булочке, и теперь, при ярком свете, я увидела, как эта женщина прекрасна. Пепельно-светлые волосы были уложены пышными косами вокруг головы – наша директриса носила похожую прическу, но если мисс Монтфорд она придавала строгость, то у миледи смотрелась просто обворожительно. Нельзя было сказать, что леди похожа на брата, но оба были чрезвычайно бледными, без кровинки в лице, и даже губы у них казались скорее лиловато-серыми, чем розовыми. Ей я тоже не смогла заглянуть в глаза – и смущенно потупилась.

Увидев, что мистер Молинье не собирается занимать предложенное кресло, я села за столик и жадно взглянула на крошечные круглые булочки, чувствуя, как потекли слюнки. Я ничего не ела со вчерашнего полудня и могла бы поклясться, что на каждой булочке написано «Съешь меня».

Собственно, чтобы разлить чай по чашкам, нужна была горничная, но, к моему изумлению, леди лично взяла чайник и налила нам чаю. Может быть, она боялась, что служанка разобьет драгоценный фарфор? Запустение, оставившее свой след на всем в этом доме, не коснулось этой комнаты, и я подозревала, что это любимое место леди в Холлихоке и она лично позаботилась о том, чтобы тут в первую очередь все обставили как полагается.