Услышала ржание, будто ответ на свой вопрос. Оно доносилось со второго яруса, на котором я пряталась. Прямо в квартире напротив. В приоткрытой двери.

– За лошадьми ухаживать умеешь?
– спросил Хьюз. Я кивнула.
– Накорми их и расседлай, помой.

– Не буду!

Хьюз резко развернулся ко мне.

– Объясни!

– Я вам не служанка!

– Хорошо. Давай так. Еду ты ешь, а отрабатывать её собираешься?

– Это еда не ваша! И квартира не ваша! И вообще катитесь в свою Англию!
– вспылила я, о чём тут же пожалела.

– Значит, еда эта твоя? И дом твой? И город твой?
– он был спокоен. А я прикусила язык. И дело было даже не в том, что я не помнила, что это мой город, мой дом, моя квартира. Что англичане здесь ищут? Причём богатей притащил всякий сброд с собою в качестве рабочей силы. Иначе как они тут бы появились? И меня могут использовать ради своих корыстных целей!

Я молча пошла к лошадям. Пока я занималась понравившеюся белой кобылой, поглаживая, Хьюз занялся другой, вороной. Похоже, он не чурается обычного труда.

Здесь окна были свободны от досок, но стёкла кое-где валялись. Покормив лошадку, я раздобыла веник и стала прибираться в этой огромной трёхкомнатной квартире, не обращая внимания на англичанина.

– Почему не позавтракала?
– спросил Хьюз, как я закончила сухую приборку.

– Не смогла. Кусок в горло не лезет.

– Почему?

Как ему объяснить?

– Я не помню прошлого. Не помню, кто я. Но некоторые вещи заставляют меня плакать. Тело помнит что-то, тянется рука к шкафу, чтобы достать. А каша... Кто-то очень дорогой мне готовил её.

– Мама?

Я пожала плечами. Возможно.

– Почему ты вернулась ночью?

– Похоже, я боюсь быть одна. А может, мир стал слишком непривычным, холодным, мёртвым. Или та квартира, где вы поселились... Она навевает спокойствие. Я ощущаю себя в ней дома.

– Тут подобных типовых квартир много, - возразил англичанин.

Хотела сказать, что уже попробовала в другой такой уснуть, но вовремя опомнилась.

– Возможно, - сказала вслух.

Лошади были почищены, и Хьюз собрался уходить.

– А кто приехал на второй лошади?
– спросила до того, как он ушёл.

– Тут в соседнем доме живут рабочие. Я просто одну лошадь прихватил для тебя.

– А в этом лишь вы?

– Да. Ты и я. Эта чернь привыкла в грязи жить, разведут тут вонь и антисанитарию.

– Они - тоже люди!

– Странно, что ты это говоришь после того, как тебя эти мерзавцы пытались изнасиловать.

Он был прав. Это нелюди! Если в человеке не осталось ничего светлого, значит, он не достоен жить. Людей, нарушающих общественный порядок обычно изгоняют или наказывают за преступления.

– Что с ними стало? Почему они такие?

– После потопа люди выживали, как могли. Был голод. За кусок хлеба могли убить. Многие стали людоедами.

– Вы - тоже?
– этот вопрос отчего-то волновал.

– Нет, - усмехнулся англиец.
– Пойдём наверх? Поедим, чаю попьём.

Живот призывно заурчал. Да, надо поесть.

– Если пообещаете ко мне не приставать и руки не распускать.

Хьюз рассмеялся.

– Что я такого смешного сказала?

– Обещаю, девочка!

– И вовсе не девочка!
– обиделась я.

– А кто? Девица на выданьи?

Отчего-то смутилась, потупила взгляд.

– Я не помню, - пробормотала себе под нос.

– Знаешь, после потопа многие сходили с ума, лишившись всего. В Англии не так, а на материке всё было куда хуже. У многих со временем отшибало память. Думаю, всё дело в их преступлениях. Они не хотели помнить того, на что пошли, чтобы выжить.

– Намекаете, что я кого-то убила или съела?
– я всё воспринимала в штыки.

– Нет. Просто сказал. Хотя... Строптивая девочка... И гордая! Несломлённая ещё... Думаю, что не могла ты никого убить.

В словах старика чувствовалась какая-то мудрость, а ещё печаль.

– А на что пошли вы?

И он вдруг осунулся, стал казаться сгорбленным и сломленным.

Он ничего не сказал. Просто ушёл. А я побежала следом.

– Простите, я не хотела обидеть вас.

Мы дошли до третьего яруса, вместе вошли в квартиру, после чего он закрыл дверь изнутри.

– Почему вы закрываетесь?
– спросила, не ожидая, что получу ответ.

– Не хочу, чтобы мне нанесли удар в спину.

– Так много недоброжелателей?