— Продолжайте!

— Да, вот так. Вы очень похож маленький осел.

Зрители восторженно завопили, Уинстон помотал головой, взбрыкнул ногами и издал ослиный крик. Надо сказать, выглядело это довольно смешно.

— Затем вы брать маленький палочка для espada и маленький красный коврик для muleta. И тренироваться с этот маленький осел. — Кто-то протянул ей трость с серебряным набалдашником, она взяла ее и плащ, и они устроили посреди комнаты настоящее представление. Кругом все орали и визжали, а я сидел и ждал, чем, черт побери, все это кончится. В дверь позвонили. Кто-то пошел открывать, потом вернулся и тронул меня за рукав:

— Вам телеграмма, мистер Шарп.

Я вышел в холл.

Там стоял Гарри, один из коридорных, он протянул мне телеграмму. Я распечатал. Там не было ничего, кроме пустого бланка, вложенного в конверт.

— А где почтальон? Тут нет никакой телеграммы, только бланк.

Гарри притворил дверь в квартиру. Из-за нее по-прежнему доносился шум корриды.

— Позвольте, сейчас я все быстренько объясню, мистер Шарп. Пришлось сделать вид, что это телеграмма, чтоб там не заподозрили что-то неладное… Внизу вас дожидается один человек. Я сказал, что вас нет. Он поднимался к вам, потом спустился и теперь сидит там и ждет.

— В вестибюле?

— Да, сэр.

— Что ему надо?

— Мистер Шарп, сегодня Тони три раза соединял этого мистера Хоувза по телефону со службой иммиграции. Тони запомнил этот номер еще с прошлого года, тогда его брат приехал из Италии. И вот Тони думает, что этот тип — из федеральной полиции и что он пришел за мисс Монтес.

— А Тони еще работает?

— Да, мы оба сегодня работаем. Вы лучше возвращайтесь туда, мистер Шарп, пока этот Хоувз чего-нибудь не учуял. Выведите ее оттуда, пусть зайдет в лифт и нажмет кнопку два раза. А я или Тони, мы спустим ее и проведем через подвал, а вы тем временем отвлекайте этого типа, пока мы ее не спрячем. Тони уверен, его родные приютят ее в надежном месте. Все они — ваши поклонники.

В кармане у меня лежала пачка денег. Я протянул ему десятку.

— Вот, разделишь с Тони. Завтра еще получите. Сейчас я ее приведу.

— Да, сэр.

— И спасибо. Нет слов, как я тебе благодарен.

Я вернулся в гостиную, засовывая телеграмму в карман. Уинстон, выделывавший на полу совсем уже невероятные прыжки, вскочил и подошел ко мне:

— Что там, Джек?

— А-а… кое-какие новости, из Голливуда.

— Плохие?

— Неважнецкие.

— Черт возьми! Слушай, у меня просто руки чешутся разбудить сейчас этого подонка и послать его куда подальше.

— Да не разбудишь ты его, в том-то и дело. Там сейчас только десять. Ладно, ну его к дьяволу! Не стоит об этом. Потом поговорим. И кончайте вы эту корриду. Давайте лучше танцевать.

— Танцы, танцы! Эй, маэстро, музыку!

Пудински снова заиграл джаз, пары задвигались, я подхватил Хуану.

— Так, давай улыбайся! Сейчас скажу тебе что-то важное.

— Да, уже улыбаюсь.

Я быстро выложил ей все.

— Этот Пудински для него только прикрытие. Он донес на тебя, анонимно конечно, чтоб тебя отправили на Эллис-Айленд, чтоб мне пришлось умолять его о помощи. А он будет делать вид, что готов свернуть горы, и, конечно, потерпит неудачу. И тебя отправят в Мексику…

— И тогда он тебя получить.

— Да. Так он думает.

— Я тоже так думать.

— Прекрати, ради Бога и…

— Почему ты дрожать?

— Я боюсь его, вот почему. Боюсь по-настоящему. Теперь слушай…

— Да, я слушаю.

— Уходи отсюда, быстро. Придумай какой-нибудь предлог, чтоб он был уверен, что ты вернешься. Переоденься, собери вещи, и как можно быстрее. Если в дверь позвонят, не открывай. Даже не подходи и не отвечай. Потом иди к лифту, нажмешь два раза кнопку, и мальчики о тебе позаботятся. Мне не звони. Завтра же свяжусь с тобой через Тони. Вот, тут деньги…

Я нащупал в кармане пачку и сунул ей за вырез платья.

— Давай, действуй!

— Да.

Она подошла к Уинстону. Он сидел рядом с Пудински, на голове по-прежнему листья.

— Хотите играть настоящий коррида, да?

— Просто мечтаю, дорогая!

— Тогда ждать. Я идти и приносить вещи. Я вернуться.

Он проводил ее до двери, потом подошел ко мне:

— Чудная девочка, просто прелесть!

— Да, все, как говорится, при ней.

— Всегда говорил: под каждым флагом есть только две нации: мужчины и женщины. Мексиканцы мужчины не стоят и ломаного гроша, но женщины у них замечательные. Просто удивительно, что их художники, окруженные такой красотой, тратят время на изображение войн, революций и разных социалистических благоглупостей. Все мексиканское изобразительное искусство сводится к набору пропагандистских плакатов.

— Да. Никогда не был его поклонником.

— И неудивительно! Но если б они смогли написать это лицо, о, совсем другое дело! Один только Гойя мог, а все эти радикалы, нет. Да… сами не понимают, что они теряют.

Я отошел, сел и стал смотреть, как они танцуют. Они уже совершенно разнуздались, и зрелище было абсолютно непристойное. Жаль, что мы не договорились с ребятами о каком-то условном сигнале, как теперь узнаешь, что она ушла? Оставалось только сидеть и ждать, пока они не спохватятся, куда она запропастилась. Тогда я пойду к себе, якобы за ней, потом вернусь, скажу, что она неважно себя чувствует и легла. Это поможет ей выиграть время.