Он знает, она ждет его. Она ждет его днем, по ту сторону баррикад, готовит ему ловушки, минирует дороги, чтобы он и его отряд подорвался на этих минах, оставив сиротами детей, оторванные конечности, разорванную плоть, боль и смерть. Она сидит в засаде и поджидает его, чтобы пуля выбила его, не очень хорошо соображающие, мозги, заставив взгляд навсегда замереть в одной точке. Как она потом будет жить без его глаз, без его стальных объятий, без его губ, дающих ей сладостное упоение, она старается в тот момент не думать. А ночью, она ждет его, трепеща и пылая от страсти, потому что он придет к ней, и в его объятиях она получит такое удовольствие, какое не получала нигде и ни с кем.

Это были самые странные отношения, которые вообще, за всю историю человечества, случались у людей. Командир патруля Бесстрашия и недовольная. Джойс Саммерс и Эллисон Шепард. Небо и земля. То, чего никогда не должно было случиться. Люди, которые никогда не смогут быть вместе. Однако, он здесь и она ждет его.

Мужчина незаметно отлепился от стены и пробрался к низенькому, полуразрушенному строению. Там, в этом подвале, его ждала та, к которой он не мог не приходить. Все его накаченное тело, разрисованное татуировками и проколотое пирсингом подрагивало в предвкушении. Еще несколько шагов, еще несколько минут, и она будет бешено целовать его обветренные губы, тело, подхваченное после разлуки, медленно съедет вниз, коснувшись ножками пола, руки зароются в короткие волосы, и не станет ничего вокруг, только опьяняющие объятия, сумасшедшие поцелуи, неистовые толчки сплетенных обнаженных тел, взрывы наслаждения и оглушающие оргазмы. Они оба не могли без этого жить.

Они должны скрываться всегда, везде, от всех. Это невыносимо, знать, что в следующую секунду ты можешь убить ту, которая кружила голову, отключала разум, заставляла почувствовать жизнь. Эти отношения ни на что не похожи. Нет, скорее так, похожи на то, чего не могло произойти нигде и никогда. То, чего не может быть. Но это есть, и он уже здесь.

Эллисон слышала его шаги. Они тяжелые, как и весь он сам, такие уверенные, и в то же время осторожные, будто он старался еле касаться земли. Он пришел, опять. Теперь скрученное тревогой тело на целых несколько часов будет предаваться упоению, будет спокойно, мирно разнеживаться в его объятиях, отдаваясь упоению, и закостенеет потом до следующей встречи. Она стремительно подалась к нему навстречу, глядя в его лицо, озаренное улыбкой. Только с ней он улыбается, только ей он улыбается так невозможно открыто, искренне и при этом становится таким славным, что узнать в нем сурового командира уже никак не выходит…

Он подхватил ее, глядя снизу вверх в ее фиалковые глаза, она сползла по нему на землю и уже почувствовала его желание. Можно больше не сдерживаться, можно полностью, до капли, отдаться безумной страсти, захватывающей их обоих до донышка. Их поцелуи настолько глубокие, что казалось непонятно, где его губы, а где ее. Он хотел ее всю, каждую клеточку, на это время она настолько принадлежала ему, что он вообще не понимал, что значит, быть без нее. Она часть его, она его продолжение, нельзя, чтобы она была где-то далеко, это… несправедливо…

Она совершенно не соображала, когда его руки сжимали ее до боли, до всхлипов, до хруста. Она готова была каждый раз растворяться в нем, отдаваться настолько, что забыть себя, свое имя, свою принадлежность. Она гладила его перекаченные плечи, целуя его колючие щеки, обвела языком его пирсинговые мочки, вырывая у него взрыкивающие стоны. Он пришел, он жив, он хочет, желает, вожделеет ее и больше ничего не существует.

Не было больше непримиримого конфликта, пропастью лежащего между ними, не было претензий, обид, гнева, раздражения. Люди, которые понимали, что им отпущено совсем немного, чуть-чуть, капелька счастья, пили его не спрашивая и не отвлекаясь на всякую ерунду.

* *

А начиналось все обыденно и повседневно. Это был один из самых первых конфликтов, затеянных недовольными. Откуда взялись эти люди, кто ими управлял, что, конкретно, они хотели, бесстрашные не знали. Недовольные организовывали стычки с патрульными, демонстрации, сходки, бросали в патруль горящие бутылки с зажигательной смесью, швыряли камни, минировали дороги, устраивали теракты в общественных местах. Они не представляли угрозы как таковой, но были большой занозой в заднице.

Командиру патруля это было известно, как никому. Сколько он ребят потерял на патрулировании зон отчуждения, не сосчитать. А, ведь, у каждого были родители, жены, дети или просто девицы, которых они обжимали по углам, но от этого не становилась легче их потеря.

«Что, вот что может не нравиться в том режиме и в тех условиях, что придуманы лидером?» — ворочались неповоротливые мысли в голове у командира. — «Он ведь голова, он придумал, построил, организовал. Они вместе с заразой, — ну, то есть, теперь уже не с заразой, а женой, (тьфу, как вообще такое могло случиться), — лидерствуют и рожают детей пачками. Лидер все привел в порядок, люди свободны в своем выборе, стало гораздо меньше смертей, потому что придуманы новые сыворотки и лекарства. Нет, не понимаю я этих недовольных. Они какие-то *бнутые на всю голову. Придумали х*йность какую-то, а теперь вот нам приходится отдавать парней, отличных патрульных, вот просто, ни с х*я».

Было проведено множество операций, провальных и удачных, прежде, чем растерянные люди поняли, что же все-таки вызвало недовольство тех, по ту сторону. Они не хотели, чтобы правил лидер. Хотели, чтобы правила другая фракция. Чтобы не было фракций вообще. Чтобы власть принадлежала народу. Зачем все это могло быть нужно, командир патруля бесстрашных не мог понять. Совсем.

«Они всегда жили фракциями, вот уже много поколений, нахрена что-то менять? Да, когда пришла сучка-эрудитка и все испортила, жить стало плохо. Она все разрушила, растоптала, уничтожила, а потом стало еще хуже. Отменили фракции, развязалась война, бесстрашным пришлось уходить на полигон… Да, было плохо, очень плохо. Но они победили, выиграли эту войну, и опять лидер всех спас, все устроил. Нет больше проблем с едой, водой, не надо думать как, где, что взять, все дает фракция. А кто хочет заморочиться на все это — могут не принадлежать ни одной фракции, просто для этого нужно больше работать».