Не желая подвергать себя дальнейшему унижению, Маргарет захлопнула пудреницу и отдернула руку Лизет.

– - Спасибо, -- произнесла она и постаралась сдержать гнев в голосе.
– - Но мне не нужна ваша помощь: я могу и сама подняться.

Собравшись с силами, она, пятидесятидвухлетняя актриса, встала, повернулась спиной к молодому директору и партнерше и направилась в гримерку.

* * *

После долгой репетиции Маргарет открыла дверь квартиры и вошла. Последние два с половиной месяца оказались сущим адом. Несмотря на то что Дован Кеннард и Лизет Бовер оставались вежливыми и учтивыми по отношению к ней, она понимала, что их чувства были совершенно другими.

"Они не любят меня. Мой режиссер не разочарован, так как верит, что поставленная им на Бродвее пьеса дает право считать себя Бобом Фоссом или Джеромом Роббинсом. Что же касается Лизеты, то она уж точно следующая Натали Портман, Дженифер Лоуренс или Джессика Честейн. Боже мой, и она играла шлюху-подростка в мыльной опере!"

Хотя Маргарет и не признавалась себе, но знала, что проблема была гораздо глубже. Для двух молодых людей, которые создавали себе имя в столь соперничающим мире шоу-бизнеса, ее вина состояла в непростительном грехе: она старела и не хотела уступить корону.

После трехдневного прогона спектакля "Всю ночь напролет" театральные критики ругали пьесу, кляли постановщика и просто распяли Лизет Бовер. Единственный положительный отзыв был об игре Маргарет Демарест, где критик сравнивал ее мастерство с "прохладным, приветливым оазисом в пустыне жестокой посредственности". По пустым креслам и вялой продаже билетов стало очевидно, что театралы были согласны с высказываниями критиков. Через пять недель участники спектакля получили уведомление: пьесу решено снять с репертуара.

Лизет с красными от слез глазами демонстративно заявила: "Во всяком случае я предпочитаю телевидение, а не сцену. Повторение одних и тех же реплик каждый вечер и во время дневных спектаклей очень быстро надоедает!"

Какое бы удовлетворение Маргарет ни получала от игры, восторженные отклики исчезли за неделю до закрытия спектакля. Ее мать появилась в гримерке за полчаса до поднятия занавеса.

– - Привет, мама. Какой сюрприз!

– - Я посчитала, что лучше прийти самой и посмотреть пьесу до того, как ее снимут. В конце концов, критики не так уж и плохо отзываются.

Эдит Демарест, одна из "первых леди" на театральной сцене и живая легенда "Великого белого пути", имела репутацию дивы и считалась режиссерами и актерами как личность, "с которой трудно работать". Несмотря на восемьдесят лет, она не утратила столь осуждаемого высокомерия. Время не притупило ее острого языка и не обуздало прямолинейность.

– - Что будешь делать дальше?
– - спросила Эдит.

– - Еще не знаю. У меня есть предложения. Поговаривают о возобновлении "Хелло, Долли!". Мне нужно повременить с решениями, пока не подберу что-то подходящее.

– - Что ж, думаю, что-нибудь придумают, даже если "Долли!" провалится.

Эдит заметила на столике пудреницу. Облокотившись одной рукой на дочь, она наклонилась и взяла вещицу. Та открылась в руке.

– - Где ты взяла такую уродливую штуку?

Маргарет посмотрелась в зеркало. Как и раньше, на этот раз произошел контакт с матерью.

"Ей лучше начать работать с новой пьесой. Она рехнется, если останется без работы надолго. Карьера -- это все, что у нее есть. В конце концов, это еще не значит, что у нее нет никакой жизни вне театра. Черт возьми, если бы не я, у нее ничего этого не было. Она получила такую возможность, так как взяла мою фамилию, а не отца".

Это были самые жестокие слова, которые Маргарет когда-либо слышала. После ухода Эдит она разразилась слезами.

 -- Будь проклят Эпплби! И зачем ты вообще всучил мне это дьявольское зеркало?

* * *

И снова в конце последнего акт опустился занавес, знаменуя тем самым закрытие спектакля. Как и в последний вечер предыдущей пьесы, последовала овация стоя и вызов актеров на сцену. Единственный букет роз преподнесли только Маргарет в знак ее великолепной игры, но и это не спасло представление. Как говорится: из говна конфетку не сделаешь.

Когда Маргарет вышла последний раз на поклон, то увидела в зале знакомое лицо.

"Это же моя дочь Челси".

Занавес снова опустился и скрыл лицо девушки.

"Я думаю, это она, очень похожа".

По пути в гримерку Маргарет быстро вспоминала в уме: ее потрясло то, что прошло три года, когда она последний раз видела дочь.

– - Как же летит время, -- произнесла она и уселась за столик.

Раздался стук в дверь.

– - Войдите.