Он собрал всю свою выдержку, улыбнулся ей, как учили на тренингах, и неожиданно предложил:

– А слабо тебе его трахнуть?

Тонька открыла рот от неожиданности:

– Кого?

– Да его! – подсказал Рубайло. – Ты же у нас такая … ненормативная!

– Королева-Королёва, блин! – гоготнул Коротков.

Девчонки, как стая ворон, накинулись на зазевавшуюся товарку:

– Ха-ха! Супер-пупер девочка!

– Давай, давай, трахни его! – закричали они наперебой.

Тонька опешила:

– Опаньки! Это что за высад? Вы чё, все против меня?

Коршунов понял, что в результате этой стычки его авторитет даже укрепился.

– А ты бы, Тоня, не отделялась от коллектива, – назидательно произнес он. – Попроси прощенья у Костяна и Вадика. Мы, так и быть, простим тебя.

Тут уж Большовой надо было всерьез выбирать: либо подвергнуть себя унижению, либо принять вызов всей компании.

Ее зеленые глаза сверкнули в сторону Коршунова. Ну что ж! Война так война!

Отпихнув его плечом, она, как пантера, выскочила к доске и запрыгнула на учительский стол. Взирая на однокурсников с высоты, она вдруг ощутила необычайный кураж:

– А что? Давайте на спор! Или он становится моим, или…

– Или? – Никита сверкнул на нее черными, как уголь, глазами. – Или что?

– Или она нам стриптиз устраивает, – пробасил Коротков.

Вадик слегка пихнул Никиту локтем под ребра:

– А чё? Прикинь, какой клип можно снять? Тоня в роли порнозвезды.

Пьеса принимала неожиданный оборот. В этом недобром веселье никто даже не расслышал звонка на урок.

Никите вдруг стало не по себе. Он отступил от учительского стола, на котором возвышались блестящие ботинки, и миролюбиво предложил:

– Да ладно, мужики! Давайте по местам уже. А то сейчас Аннушка придет!

Но на его слова никто не отреагировал. Девчонки стали изображать стриптизерш, принимая соблазнительные позы. Вадик аплодировал им своими длинными гибкими ладонями, а Костян дурашливо играл на своих толстых губах, издавая неприличные звуки. Варуш, деловой, как настоящий продюсер, снимал все это безобразие на новенький смартфон.

Тонька беззвучно поглядывала на них сверху и вдруг так топнула по столу, что он заскрипел:

– Чего, Никитос? Очкуешь? Слабо тебе?

Никита чувствовал, как горят его уши и щеки: «Черт! Что же я делаю!»

Стиснув зубы, он произнес:

– Мне не слабо.

Ему было слабо только самому трахнуть эту сумасшедшую девчонку в полосатом свитере.

Она, как будто, этого только и ждала его ответа.

– Хорошо. Тогда на спор! Я вам обещаю, что через месяц Королев станет моим парнем. И тогда вы, – она обвела розовым ноготком всю компанию, столпившуюся внизу, – тогда вы преподносите мне золотое кольцо с настоящим бриллиантом. Окей?

Первой взорвалась Бомбочка:

– Да ты себе еще корону закажи!

– Ты чё, Тонь, совсем сбрендила? Откуда у нас бриллианты? – зашипела кошечка Кити.

Но Тоньку не смутил этот демарш. Наоборот, он лишь прибавил ей решительности:

– Да, Бомбочка, настоящий брюлик, а не копеечный стразик, как у тебя!

Никита задумался. Он, конечно, мог пожертвовать первой зарплатой и приобрести девочке с зелеными глазами колечко с маленьким блестящим камешком. Но он же не идиот, чтобы дарить брюлики всяким шалавам!

– А ты не боишься проиграть? – заботливо поинтересовался он.

Тонька прямо жгла его своими ведьминскими глазищами:

– А я не проигрываю. Запомни, мальчик!

И тут Костян Коротков внес неожиданное уточнение:

– Лады. Будет тебе брюлик. Только ты нам видео предъяви.

– Чего?

Развязку приблизил Варуш. Он направил объектив смартфона на себя и размеренно произнес:

– Короче. Студенты пятнадцатой группы Антонина Большова и Никита Коршунов заключили пари сроком на один месяц. Или Антонина покажет порно с Иноком, или будет нам танцевать стриптиз. Все. Репортаж окончен. У микрофона был Варуш Карапетян.

Тонька спрыгнула со стола. В ее потухших глазах больше не было и следа от прежнего куража. Лица однокурсников слились для нее в одну серую массу. Она бросила тревожный взгляд на Коршунова, но тот уже двинулся к двери. За ним потянулись остальные. Аннушка так и не пришла на урок.

Тонкая беспомощно огляделась по сторонам. С портрета на стене на нее сурово взирал Ф.М. Достоевский.

24

Инок разглядывал себя в зеркале в прихожей. Деда дома не было, и никто не мешал ему предаваться этому занятию, которое так увлекает подростков обоего пола, мечтающих о привлекательной внешности. Нельзя сказать, что он очень нравился себе. Скорее наоборот, он разглядывал свою внешность, как несколько дней назад разглядывал мышей в клетке – с каким-то холодным интересом. Наверное, с таким же бесстрастием оценщик рассматривает выставленную на продажу картину, а биолог – микробов, кишащих под микроскопом.