Вчера утром он попросил свою тетку оставить ему ключи от квартиры. Та уезжала в санаторий, и он решил провернуть гениальный план: пусть Тонкая пока тут поживет, а он тем временем подыщет для них нормальную хату. Его доходы теперь вполне позволяли жить с комфортом, и он надеялся, что зеленоглазая сирена по достоинству оценит его рыцарский повыв. Для начала на станцует для него танец живота, а потом… Что будет потом, отважный рыцарь боялся загадывать, чтобы не сглазить.

– Блин, что делать-то? – пробормотал Никитос, снова покосившись на Тоньку.

Она дремала, надвинув капюшон на глаза. Она, сто пудов, ждала от него мужского поступка.

«Чтобы быть крутым, надо иметь много бабла. Без этого никак,» – подумал рыцарь и с удовлетворением похлопал себя по бумажнику.

Орел Барсович, которого на самом деле звали Тельман Исмаилович, три недели назад предложил ему поработать у него курьером. Съездив пять раз по его поручениям, предприимчивый Никитос получил больше, чем за полгода работы в «качалке». Правда, ему надо было соблюдать большую осторожность, а в случае облавы всю вину взять на себя.

Глядя на пробегающие за окном домики, предприимчивый рыцарь размышлял над тем, как организовать обещаное стрип-шоу и не подставить при этом Тонкую. Внезапно ему в голову пришла еще одна гениальная мысль: он позовет всю гоп-компанию в ночной клуб, где исполняют профессиональный стриптиз. Он сам договорится с Тельманом Исмаиловичем, чтобы их всех пустили и не спрашивали про возраст. Он отработает за все – и за вход, и за напитки, и за еду. Спор будет улажен, и парни отстанут от Тоньки. Он ее больше никогда не потеряет. Он так решил, потому что он – крутой.

Словно решив сложную задачку, Коршунов обрадовался и стал насвистывать что-то веселенькое, попсовое.

– Ты чего? – покосилась на него Большова, отодвинув капюшон. – Плохая примета: денег не будет.

– Наоборот! Все будет. Поверь мне! – обнял будущую подругу Никитос.

Она не отстранилась, и постепенно ей передалось его хорошее настроение.

– Слушай, а ты как думаешь свою днюху отмечать? – весело спросил он.

Тонька буркнула, что ей сейчас совсем не до праздников, но жизнерадостный рыцарь не отставал:

– Тебе ведь восемнадцать исполнится, правильно?

Большова усмехнулась в ответ:

– Ну, исполнится, и что дальше? Сначала восемнадцать, потом двадцать восемь, потом тридцать восемь. И все – жизнь кончилась.

Поезд замедлил ход и остановился у перрона. Коршунов встал и потянулся, будто самец перед охотой. Закинув на плечо тонькин баул, он скомандовал:

– Все, зайка, приехали. Вставай!

32

Инок впервые поднялся с больничной койки лишь через две недели, да и то при помощи костылей. Смерть в очередной раз прошла мимо него: вместо того, чтобы скинуть окоченевшее тело в одну из приготовленных ям, кладбищенские служители вызвали «скорую».

Два с половиной года назад его тоже едва вытащили с того света. В тот раз рыжая «Нексия» Королева-старшего взорвалась от пластиковой бомбы, которую неизвестный байкер прикрепил не крышу, когда машина остановилась на перекрестке. Это событие навсегда врезалось в память юного Иннокентия. Он и по сей день мог с детальной точностью представить себе события того дня. Уже почти два года он вставал с постели с одной и той же мыслью: «Ну вот, Кеша, это новый день. И ты должен его прожить.» Долгое время ему казалось, что погибшая мать зовет его за собой, но он не помнил ни ее голоса, ни ее лица. Лишь в последние пару недель мучительные воспоминания наконец-то отпустили его, и он наконец-то вспомнил родные лица. Он постепенно забывал все то плохое, что произошло в его жизни. А плохого, как и хорошего, в жизни шестнадцатилетнего Иннокентия Королева случилось уже достаточно.

В первый раз его спасли еще в роддоме. Новорожденный малыш не закричал и, несмотря на все усилия пожилой акушерки, никак не мог задышать самостоятельно. Докторша уже хотела вызвать бригаду реаниматологов, но вдруг заметила странное свечение над посиневшим младенцем.

– Это его отец ему помогает, – улыбнулась роженица Мошкина. – Не трогайте его!

Ребенок, и вправду, наконец-то самостоятельно расправил легкие и громко закричал.

– Иннокентием надо назвать, – с облегчением сказала пожилая акушерка. – Бог невинным помогает.

С тех пор Кеше не раз приходилось встречаться со смертью и уходить от нее. Он рос, но вместе с ним росли и опасности, подстерегающие его на каждом шагу. Однажды он чуть не захлебнулся, когда мама решила искупать его в большой ванне, в другой раз смерть затаилась в неисправном электрическом чайнике, а в третий – в снегокате, который летел прямо наперерез его санкам. Когда он чуть-чуть подрос, то ему стало казаться, что за ним, и в правду, приглядывает незримый хранитель. Никто не мог объяснить ему, кто это и чего он хочет.