Шрифт:
Через несколько месяцев ситуация более-менее наладилась, и он даже начал что-то откладывать. Тогда же, как мы видим из переписки, он стал довольно регулярно посылать деньги родителям. Какой-то системы в его управлении финансами не прослеживается: то он тратит значительные суммы, то в доме нет денег даже на еду. Подобное отношение к деньгам останется характерным для Дягилева в течение всей его жизни.
Он пишет мачехе:
«Я же с няней иногда подвоевываю. Особенно ее любимый мотив нападок на меня – это из-за братьев. Что у них нет отдельной комнаты, что я экономлю на завтраке, когда они приходят, и пр. А между тем на днях, когда они были у нас, по совету няни с Мишей были сервированы следующие завтраки: 1. Ветчина, 2. Скобленка, [48] 3. Омлет с сыром, 4. Вареники!
Когда я заметил, что подобные завтраки прямо нездоровы, так как, наевшись их, и мы и дети приходили прямо в животное состояние, и, по крайней мере, три часа после всего этого не можем приняться ни за какую работу, так няня подняла такой шум: что дети неделю голодают, что даже в праздник их нельзя покормить и пр. Я нынче, впрочем, стал гораздо сдержаннее и не принимаю все это так близко к сердцу.
Я стал теперь относиться ко всему спокойнее, не позволяю себе переживать из-за подобных вещей»2.
48
Скобленка – блюдо из наскобленных тонкими стружками кусочков мяса или рыбы.
Юрий в свою очередь сообщает матери следующее:
«Сережа за мной ухаживал, как мать, миленький он, добренький. Дорогой Лепус, ты просишь меня беречься, об этом ты уж, пожалуйста, не беспокойся, а положись вполне на Сережу. Уж он меня раньше, чем следует, не выпустит […] Надейся на Сережу, как на себя»3.
В первые годы жизни в Петербурге основным кругом общения Дягилева, несомненно, были родственники. Кроме Димы, с которым он виделся почти ежедневно, рядом с ним всегда были его двоюродные братья Павел (Павка) Корибут и Николай Дягилев. Николай был талантливым виолончелистом, Дягилев часто вместе с ним музицировал. Корибут был его давним приятелем, с которым прежде они регулярно проводили лето в Бикбарде.
Но теперь Дягилев жалуется на Павла, и в письмах к мачехе постоянно мелькают такие эпитеты, как «скучный», «досадный», «несимпатичный». Дмитрий относится к нему и того хуже, он открыто выражает свою неприязнь Павке. Но двоюродный брат, внешне очень похожий на Сергея, только взрослее, более полный и медлительный, похоже, относился к тому типу людей, которых ничем не проймешь. На праздники, устраиваемые Дягилевым или Философовым, он являлся без приглашения, как ни в чем не бывало4. Бенуа писал о Павле:
«В его ласковости, в его готовности соглашаться и вместе веселиться, а когда нужно, то соболезновать и сокрушаться, – была масса прелести […] При всем том с Павкой было трудно сойтись по-настоящему. Не то он как-то не допускал до последних тайников своего я, не то он не внушал к себе полного доверия»5.
С особой строгостью обвинял Павла в двуличии Дмитрий, и не раз эти обличения принимали бурный характер. Павка же сносил все нападки с «…“чисто христианским” смирением, трогательно оправдывался, чуть что не плакал»6.
Дягилев ходил на занятия в университет вместе с Димой. Мачехе он посылал подробные отчеты о своем распорядке дня.
«Как провожу день? – Встаю около 10 часов и иду в университет к одиннадцати. Завтракаю всегда дома и очень часто у нас завтракают товарищи, которые заходят к нам из университета. После завтрака или делаю визиты, или хожу в какие-нибудь магазины, или по делам, или читаю, или пою (чаще всего), или играю в 4 руки (очень часто)»7.
«Я решил так: (не знаю, понравится ли тебе мое решение) университет посещать вполне аккуратно, слушать там внимательно, комнату свою устроить совсем не роскошно, а только-только, чтобы можно было жить в ней, следовательно, денег на нее не тратить, после ун-та приходить играть, или читать, или, по необходимости, делать визиты, обедать у кого-нибудь (нрзб), а все деньги свои тратить на оперу или концерты»8.
Через некоторое время он вдруг бросает фразу: «…чудный университет, страшно я его люблю…»9 Впрочем, если верить Диме, особого интереса к университету Дягилев не проявлял.
«Гурьбой ходили мы в университет, но, кажется, я единственный принимал его всерьез. Дягилев, Нувель и Бенуа посещали его изредка, по необходимости. Надо же чем-нибудь быть. […] Для Сережи университет воистину не существовал. Я даже не понимаю, почему он пошел в него. […] Он с омерзением держал экзамен»10.
Влияние Дмитрия сказалось на круге чтения Дягилева. По натуре энергичный и своенравный, Дягилев был не особенно рьяным читателем, но в период учебы на начальных курсах он упоминает массу прочитанных им романов и пьес. «Читайте прежде всего Ибсена и Золя»11. «Прочел Метерлинка – хлам. […] Прочел новую драму Ибсена “Враг народа” – очень интересная вещь. Вообще мы все увлекаемся Ибсеном – очень хороший и интересный писатель. Теперь читаю в одно время новую книгу соч. “La guerre de 1870”. [49] Труд очень интересный, серьезный, над которым надо поработать. Сижу, как офицер генерального штаба, окруженный картами, словарями и пр. И в то же время читаю: “La joie de vivre” [50] »12. Он много читает Достоевского, Толстого, Мопассана. Характерно, что он отдает предпочтение реалистическим писателям, в то время как романтики, вроде Э. Т. А. Гофмана и Эдгара Аллана По, которыми зачитывались его друзья (и вообще они были очень популярны в ту пору в России), похоже, его не привлекают.
49
«Война 1870 года» (фр.) – роман Гельмута фон Мольтке. (Прим. пер.)
50
«Радость жизни» (фр.) – роман Эмиля Золя. (Прим. пер.)
У них с Димой возникает мысль навестить Толстого в Ясной Поляне. Наудачу они едут в Москву, и, к их немалому удивлению, им выпадает возможность встретиться с великим писателем. Они оба были на премьере пьесы Толстого «Плоды просвещения» и чрезвычайно увлеклись писателем. Толстой в 90-х годах XIX века достиг вершин своей славы. Он, единственный среди великих русских романистов второй половины XIX века, еще был жив и имел огромное число почитателей во всем мире, видевших в нем не только художника, но прежде всего религиозного мыслителя и политика. С его авторитетом не мог сравниться ни один церковный, политический или интеллектуальный лидер, и многие утверждали, что он был могущественнее самого царя. Его популярность не ограничивалась пределами России. Толстого читали и обсуждали, о нем говорили повсюду от Южной Африки до Северной Америки.