— Вы так не думаете, Петр Николаевич!

— До сегодняшнего дня так думал. А сейчас… Вот и не знаю, что теперь думать. Страшная вещь страх. Даже честного человека может с панталыку сбить. Во всяком случае, надеюсь, что мы с вами останемся друзьями. Не так ли? И если что — к вашим услугам. Как друг! Хорошо? Договорились?

— Договорились, Петр Николаевич. Спасибо!

Как в воду смотрела прозорливая Ядвига Аполлинариевна Никольская!

После окончания Ленинградского Краснознаменного пехотного училища имени С. М. Кирова лейтенант Сергей Полуяров получил назначение на должность командира взвода в дивизию, расквартированную на Востоке, у черта на куличках.

Пять суток ехал Сергей Полуяров до Читы, потом еще километров двести трясся в кузове полуторки. И приехал. Ничего не скажешь: симпатичный уголок земли. Летом жара, как в плавильной печи, рыжая бесплодная пустыня, песчаные бури, слепящие глаза, выхолащивающие душу. Зимой и того хуже: морозы, рвущие землю, как аммонал, лютые, сдирающие кожу с лица ветры, снег колючий, как битое стекло.

Далекий гарнизон…

Все было так, как и предугадала Ядвига Аполлинариевна. Женам командиров приходилось самим носить воду, таскать из сараев уголь для отопления, бегать на склад за сухим пайком: пшеном, сахаром, макаронами, мясными и рыбными консервами. Ни театров, ни музеев, ни теплых уборных. И консерватории тоже не было. Не было даже обыкновенного рояля. В полковом клубе стояло истерзанное пианино с облупившимися клавишами, словно их изгрызли в мучительном экстазе любители музыки. Раз в неделю шли виденные-перевиденные кинокартины: «Веселые ребята», «Чапаев», «Закройщик из Торжка»… Три раза в год — на Октябрьские праздники, 23 февраля и в день Первого мая — устраивались концерты художественной самодеятельности. Раз в месяц заезжие пропагандисты из политотдела дивизии выступали с лекциями.

Женщины… Три официантки военторговской столовой, особы опытные, рассчитывающие при хроническом дефиците женского пола подхватить в мужья по меньшей мере комбата, две судомойки, повар, насквозь пропахшая вчерашним борщом, да несколько прачек. Вот и вся женская часть гарнизона, не считая жен старшего комсостава: командиры взводов и рот, как правило, ходили холостяками. А до ближайшего населенного пункта — восемьдесят километров!

Молодые командиры — взводные и ротные — жили в общежитии. Громко сказано — жили! Приходили только ночевать. Остальное время суток — от подъема до отбоя — проводили в казармах, на полигонах, на стрельбищах. Да и зачем им свободное время? Куда его девать? И комвзвода Сергей Полуяров с утра до вечера был со своими бойцами. Боевая, политическая, физическая подготовка. Строевые приемы и движение без оружия. Строевые приемы и движение с оружием. Подход к начальнику. Перебежки. Переползания.

Сергей рассказывал бойцам о свойствах и назначении боевого оружия, объяснял его устройство, способы разборки и сборки, учил метко стрелять, устранять задержки, чистить, смазывать. День за днем изучались темы: «Действия в наступательном бою», «Действия в оборонительном бою», «Действия в разведке, на марше, на посту». Дежурства, наряды, соревнования, кроссы…

Ничто не отвлекало молодого командира от выполнения служебных обязанностей. Недаром комбриг, начальник Ленинградского Краснознаменного училища, вручил ему аттестат с отличием.

Но в редкие часы отдыха, нарушая Устав караульной службы и правила внутреннего распорядка, к командиру взвода лейтенанту Сергею Полуярову приходили воспоминания. Москва, Третьяковская галерея, Гоголевский бульвар, который Нонна так мило называла по-старому — Пречистенский. Как далеко они остались позади! Не десять тысяч километров, а десять тысяч лет отделяли его от прошлого.

Вспоминал и кирпичный завод, зарой, старых друзей-заройщиков. Где теперь Алеша Хворостов? Стал ли поэтом? Что-то не встречаются в газетах и журналах его стихи. Видно, не очень просто взобраться на Парнас. А жаль! Парень Алешка талантливый. Как живет спокойный, невозмутимый Назар Шугаев? А ершистый правдолюбец Семен Карайбог? По-прежнему ли воюет со злом?

Но была в воспоминаниях Сергея Полуярова одна запретная зона — Настенька! Давно нет любви к ней, а чувство вины и стыда осталось. Как мог он так обидеть славную светлую девушку, доверчиво смотревшую в его глаза! Навсегда ушло прошлое. Не вернется Золотая улица под луной, черные кроны кленов, ночные паровозные гудки, серые доверчивые глаза.

И однажды, томимый запоздалым раскаянием, надеясь хоть как-то искупить свою вину, Полуяров решил написать письмо Настеньке. Долго колебался. Столько лет молчал — и вот… Верно, давно она забыла его, вышла замуж. Стоит ли ворошить прошлое? Не причинит ли он своим ненужным письмом ей новую боль?

И все же написал:

«Здравствуй, Настенька!

Хорошо понимаю, с каким недоумением ты развернешь мое письмо. Постараюсь объяснить, почему я взялся за перо. По молодости лет, по глупости и легкомыслию я поступил очень нехорошо. Сейчас мне даже трудно объяснить, почему я так поступил. Да и нужны ли мои объяснения!

Можешь только поверить: мне до сих пор стыдно. Не буду лукавить. Любви к тебе давно нет, многое забылось, а вот стыд остался. Пишу с надеждой, что ты простила меня. Плохо жить, когда чувствуешь на своей совести вину.